Синдром Е - Франк Тилье

– Нет, он говорит, нельзя. Документы нельзя выносить отсюда. Таков порядок. Зато вы можете сделать сколько угодно выписок, и – естественно, после проверки – вам могут прислать факсом те листы дела, которые вас заинтересуют.

Шарко попытался двинуться дальше, чтобы определить таким образом границы территории, допуск на которую ему дозволен.

– Мне хотелось бы завтра поехать туда, где были совершены похищения и убийства. Дадите сопровождающего?

Толстяк пожал жирными плечами в звездах.

– Он сказал, что все его люди очень заняты. И он никак не может понять, зачем вам ехать на места, которых давно не существует: Каир сильно разросся. Каир разрастается, как плесень.

– Плесень?

– Он так выразился… Он спрашивает, почему вы, европейцы, настолько им не верите, что хотите переделывать по-своему то, что ими уже сделано.

Тон египтянина оставался вроде как беззаботным, но в голосе его прозвучали новые нотки: властные. Здесь он у себя, на своей земле, на своей территории.

– Просто мне хочется понять, каким образом бедные девушки попали в лапы гнусного убийцы. Представить себе, как этот хищник перемещался по городу. Любой убийца оставляет после себя запах, который не рассеивается и спустя много лет. Запах порока и извращения. Я хочу попытаться учуять этот запах. Я хочу побывать там, где произошли убийства.

Шарко не сводил черных глаз с молодой женщины и говорил так, будто слова его предназначены только Нахед. Она перевела сказанное французом-аналитиком на арабский. Нуреддин резким жестом раздавил в пепельнице едва прикуренную сигару и встал.

– Он говорит, что не понимает ни вашего ремесла, ни ваших методов работы. Здешние полицейские ничего не вынюхивают, для этого есть собаки, а люди – действуют, люди искореняют паразитов. Он не хочет ни возвращаться к ушедшим в прошлое делам, ни раздирать зарубцевавшиеся раны, которые Египет намерен забыть. У нашей страны хватает забот с терроризмом, экстремизмом и наркотиками. – Нахед глянула на хилое досье. – Все – в этой папке, ничего, кроме этого, он сказать вам не может. И сделать для вас он тоже ничего больше не сумеет – дело слишком старое. Рядом есть свободный кабинет, он предлагает вам встать и пойти туда…

Шарко ничего не оставалось, кроме как послушаться, но, прежде чем уйти, он достал распечатку телеграммы, полученной из Интерпола, сунул ее под нос главному инспектору центрального комиссариата и попросил Нахед, чтобы та перевела слово в слово следующее:

– Вот телеграмма, которую прислал в Интерпол инспектор по имени Махмуд Абд эль-Ааль. Именно он руководил когда-то следствием по делу о трех убийствах. Комиссар Шарко хотел бы поговорить с ним.

Египтянка перевела сказанное парижанином на арабский.

Нуреддин насупился, оттолкнул листок, чтобы не видеть его, и только что не выплюнул с возмущением какую-то фразу.

– И тут перевожу слово в слово, – уточнила Нахед. – «Этот сукин сын Абд эль-Ааль мертв».

Шарко показалось, что он получил прямой удар в солнечное сплетение.

– Каким же образом он умер?

Высокопоставленный египтянин оскалил зубы и зарычал. Над тесным воротничком его форменной рубашки вздулись синие вены.

– Он говорит, что обгоревший труп этого человека нашли в самой глубине грязной улочки в Сайеда-Зейнаб несколько месяцев спустя после интересующего вас убийства. Исламские экстремисты сводили счеты, полагает паша Нуреддин, потому что, когда полицейские производили обыск в квартире Абд эль-Ааля, они нашли среди его бумаг хартию исламистского движения, некоторые абзацы которой были обведены его рукой. Абд эль-Ааль был предателем, а в нашей стране все предатели в конце концов подыхают как собаки.

В вестибюле Нуреддин поправил решительным жестом форменный берет с кокардой, положил руку на плечо Нахед, склонился к ней и стал что-то шептать молодой женщине прямо в ухо. Она уронила блокнот. Нашептавшись – а случилось это не так уж скоро, – толстяк развернулся и пошел к лестнице, ведущей в подвал, где все еще пели.

– Что он сказал? – спросил Шарко.

– Что карта местности ждет вас в том кабинете, куда мы сейчас пойдем.

– Это не могла быть только одна фраза – он говорил слишком долго!

Нахед нервным жестом откинула волосы за спину:

– Просто так кажется…

Она провела парижанина в комнату с минимальными удобствами: письменный стол, стулья, доска на стене, немного канцелярских принадлежностей и оргтехники. Компьютера нет. Закрытое наглухо окно выходит на улицу Каср-эль-Нил. Шарко нажал на выключатель подвешенного под потолком вентилятора.

– Еще и вентилятор не работает! Он нарочно сплавил нас именно в этот кабинет!

– Нет-нет, как вы можете так думать! Чистая случайность.

– Конечно-конечно, случайность! У подобных людей не бывает никаких случайностей.

– Я чувствую, что с первой минуты, как приехали, вы все время… все время в чем-то нас подозреваете, комиссар.

– Просто так кажется…

Француз заметил неподалеку от двери охранника. Понятно: за ними установлена слежка. Очевидно, такова инструкция.

– Можно сделать ксерокопии?

– Нет. Здесь все защищено кодами. И пароль для работы с USB-портами и дисководами выдается только офицерам. Отсюда никогда ничего не выходит.

– Еще бы! Разумеется: государственная тайна! Ладно, обойдемся как-нибудь.

Шарко открыл папку, взял файлик со снимками, но не сразу решился их вынуть. Он сам был не в лучшей форме, да и Нахед казалась взволнованной.

– Выдержите? – спросил он.

Она молча кивнула. Комиссар разложил на столе фотографии. Молодая женщина сделала над собой усилие, посмотрела и прикрыла рот ладонью:

– Это чудовищно!

– В противном случае меня бы здесь не было.

Десятки снимков показывали смерть во всем ее безобразии. Фотографии наверняка были сделаны всего через несколько часов после убийства, но жара ускорила разложение тел. Шарко внимательно всматривался в этот ужас. Останки были брошены как попало, разодранные, изрезанные ножом, никакого особенного желания выстроить мизансцену за этим не читалось. Полицейский изучил карточки со сведениями о девушках, фотографии жертв, предоставленные их семьями. Снимки плохого качества, сделанные дома, на улице, в школе. Совсем юные девочки – живые, улыбчивые. Можно найти общее: все они одного возраста – пятнадцати-шестнадцати лет, у всех черные волосы и темные глаза. Глядя на висящую на стене карту Каира с названиями улиц, написанными по-арабски, аналитик протянул карточки с информацией о девушках Нахед и попросил ее перевести, что там написано. Каир… монстр цивилизации… Каир, пропоротый с севера на юг Нилом, окруженный с востока и юго-востока холмами Макаттам, а с юга – песками, песками и песками, однообразие которых нарушают лишь руины древнего города…