Ключ - Саймон Тойн

— Как это понимать?

— Учетная запись, официально зарезервированная для полицейского управления Руна. Он заходил с одного из специально выделенных терминалов в вашем информационном отделе. Ребята оттуда смогут сказать тебе, кто именно запрашивал эту информацию.

«Они задействовали своих людей в полиции», — мелькнуло в голове Аркадиана.

В трубке стали раздаваться гудки.

— Послушай, Юн, мне тут звонят. Я у тебя в долгу.

— А ты просто приходи на работу ко мне, когда надоест пахать круглые сутки.

— Так я и сделаю. — Он завершил разговор и снова поднес телефон к уху.

— Это вы, Габриель?

— Удачно?

— И да, и нет.

— То есть?

— Вы были правы, теперь у нас серьезные проблемы.

Взревели двигатели, лайнер пошел на взлет. Сила ускорения вдавила Лив в спинку сиденья, с окна иллюминатора сдуло дождевые капли. За ярко освещенным огнями аэропортом она видела ломаную линию вершин Тавра, вздымавшихся на фоне чернильно-синего неба. Она смотрела на горы, пока кабина не наклонилась назад, а колеса шасси толчком не оторвались от бетона взлетной полосы. В ту же минуту Лив почувствовала, как сжался желудок, будто что-то внутри нее было крепко связано с землей, и теперь, когда самолет стремительно удалялся, поднимаясь все выше и выше, оно превратилось в комок боли. От неприятного ощущения Лив судорожно вздохнула, согнулась пополам, ловя ртом воздух. Она заметила, что ее сосед тоже наклонился, а лицо его затуманилось от напряжения. Давление нарастало, пока Лив не стало казаться, что она вот-вот провалится сквозь пол самолета. Потом что-то дернулось, и она сделала глубокий вдох. Тут к горлу подкатила тошнота, а кожу стало покалывать — ощущение, похожее на то, что она уже испытала в зале отлета. Небольшие перегрузки во взлетающем самолете не снимали этого ощущения. Лив повернулась к соседу и улыбнулась, пробормотала что-то о расшалившихся нервах, потом закрыла глаза и стала медленно и глубоко дышать. Все это стало уже надоедать. Такое впечатление, что какой-то шаман вуду[42]держит в руках изображающую Лив куклу и наугад втыкает в нее иголки.

Самолет накренился, и внутри у Лив от этого виража снова все пришло в движение. Она дышала и дышала, пока не улеглась тошнота. Только тогда она решилась открыть глаза.

За окном виднелись высыпавшие на темнеющем небе звезды, а под ними — яркое пятно, залитый электрическим светом Рун, уютно устроившийся в гнездышке у склонов горы. Каждый огонек казался ей живым человеком, и среди них был Габриель.

«Если появится возможность, беги, — сказал он ей, — беги подальше от Цитадели. Береги себя, пока я тебя не найду».

Как только она вернется в Ньюарк, как только наладится с головой и возвратится память, Лив обязательно позвонит ему. Потом можно встретиться и поговорить. У нее к нему так много вопросов — о том, что произошло в Цитадели, но особенно о самом Габриеле. Она знала его совсем мало, но тем не менее среди мрачных и неожиданных событий последних недель ее мысли постоянно возвращались к нему. В этих мыслях он сиял точно так же, как то море огней, которое расстилалось сейчас под крыльями самолета.

Лайнер слегка задрожал под напором встречного ветра, огни внизу стали понемногу исчезать, мигая на прощание, словно в городе тушили свет — квартал за кварталом.

Она включила свет над креслом, чтобы почитать. На бледной коже четко проступили темные символы, снова дразня девушку своей загадочностью. Лив вытянула из кармашка на спинке переднего сиденья книжку и всмотрелась в суперобложку. Книга называлась «Загадка давно забытых языков». Быть может, в ней она отыщет ответы на кое-какие вопросы?

В восьми рядах сзади от Лив широкоплечий мужчина громадного роста в деловом костюме вжался в сиденье, рассчитанное на пассажира вдвое меньше его. Взгляд мужчины не отрывался от светлых волос Лив, отливавших золотом в свете ламп. Она смотрела куда-то вниз, читала. Ему стало интересно, что она читает. Книги он любил. В них было много слов, а слова он воспринимал как своего рода чудо. Когда он отбывал в тюрьме свой первый срок, из-за них и получил кличку: Дик, сокращенное от английского dictionary — «словарь». Кое-кто пытался уязвить его этой кличкой, словно в ней было что-то неприличное, но удавалось это редко. Он хорошо помнил тех, кто произносил его кличку правильно, а кто придавал ей другие значения: «хрен», «болт», «член».[43]В этом была вся загвоздка: язык — штука могучая, но скользкая. Надо сосредоточиться на словах и правильно их употреблять, чтобы выразить свою мысль. Поэтому ему так нравились сильные слова — чистые, имеющие только одно значение. Сейчас он смаковал одно из таких слов: про-зор-ли-вость.

Когда разделаться с тем типом в блоке предварительного заключения не удалось, его освободили от этого задания. Его не винили ни в чем — всякое может случиться. Слишком уж он бросается в глаза, вот свидетель и удрал. А Дику дали другое задание.

Он вернулся к себе в отель, забрал вещички и облачился в мешковатый деловой костюм, скрывающий все его наколки и специально сшитый так, чтобы не подчеркивать могучее телосложение. Потом старательно причесался и поехал в аэропорт с видом заурядного бизнесмена, который не следит за фигурой. Таких много — поди догадайся, куда он держит путь. Но Бог заранее знал все. Он устроил так, чтобы Дик вовремя оказался как раз там, где нужно. Наилучшее решение явилось само собой, будто бы совершенно случайно.

Про-зор-ли-вость…

Если бы в блоке все пошло по плану, Дик не попал бы в аэропорт и девушке удалось бы ускользнуть. А она — самая важная из всех троих. Для Церкви эта журналистка опаснее всего, ее необходимо заставить замолчать. Заставить замолчать, лишить кого-либо дара произносить слова — это самая большая власть, которую может иметь один человек над другим. Дик понял это, сидя в тюрьме. Когда Дика подвергали наказанию, у него отбирали книги. Но вот забрать слова, что были в его голове, не мог никто — для этого Дика нужно было бы убить. И такие слова — самые лучшие — всегда были при нем. Им научил его Исайя. Это имя пророка, но так же звали и старого тюремного служителя, который ходил по коридорам крыла строгого режима, толкая перед собой тележку с библиотечными книгами.

— Ты любишь слова, — сказал он однажды, проходя мимо камеры Дика. — Так вот, почитай это. Здесь все слова, которые только могут тебе понадобиться.

Прежде Дик никогда не читал Библию — такое просто не приходило ему в голову. Теперь же он ее прочитал — раз сто, снова и снова, пока слова не стали течь в нем самом. Как кровь в жилах. Некоторые, самые могучие, он даже выцарапал на своей коже, чтобы и самому стать похожим на книгу, пропитанную заклинаниями, которые отгоняют всякое зло, даже когда он спит и язык его неподвижен.