Рай, ад и мадемуазель - Гарольд Карлтон

Пытаясь представить себе это, Моник прищурилась.

— Мужчинам так нравятся сексуальные сорочки?

— Конечно же! Особенно черные. И чем прозрачнее, тем лучше.

— Ты бы пошла в его номер? — нахмурилась скромница. — А если бы он не захотел тебя?

— Да ну! — рассмеялась Софи. — Немногие мужчины откажутся от такого предложения.

Возвращаясь домой на метро, Моник обдумывала слова подруги: «Как же здорово быть уверенной в себе! Если бы я была такой же красивой, то не сомневалась бы в успехе. А вдруг новая сорочка прибавит смелости? Куплю, пожалуй, эту вещицу, посмотрю, как буду в ней выглядеть».

На следующий день в обеденный перерыв Моник приобрела сорочку дороже, чем обычно — красивое платье. Вечером примерила обновку и повертелась в комнате перед зеркалом, стараясь взглянуть на тело сквозь легкую черную ткань глазами Гая. Но видела лишь полноту да красную после горячего душа кожу. Может, она «прекрасная толстушка»? Желанная? Прозрачная черная сорочка казалась настолько чуждой, что Моник даже было стыдно покупать ее. Она представила, как поздней ночью торопится в этой сорочке по коридору отеля в номер Гая.

В пятницу перед гала-представлением они сопровождали шесть моделей в отель «Довиль казино». В поезде Моник наблюдала, как Гай читал «Фигаро». Воспринимал ли он ее как женщину? Девушка знала, она не красавица в традиционном смысле, но когда люди так здорово работают вместе, то понимают друг друга с полуслова. Это сближает. Жизнь обязательно подтолкнет их друг к другу и к… она сама не понимала, к чему именно.

— Если Гай изменит жене, — предупредила Софи, — то почему бы не с тобой?

В этом была особая логика ее подруги. К тому времени, когда они добрались до Довиля, Моник уже воспринимала поездку почти как медовый месяц. В чемодане лежала ночная сорочка. Когда девушка представляла, как смуглые сильные руки Гая касаются ее тела, то чуть не падала в обморок. Захваченная ураганом чувств, она не смогла придумать четкий план. Решила сделать так, как предложила Софи. Пойти к нему в номер.

Первоклассные высокооплачиваемые модели не снисходили до работы в Довиле. Из всех манекенщиц «Шанель» высшую ступень иерархии занимали светские львицы, которым платили одеждой, потому что они воротили нос от денег. Они демонстрировали одежду на первых показах коллекции, будто делая дому одолжение. Правда, за это «одолжение» дамочки получали новенький костюм. Штатные манекенщицы пять дней в неделю работали на примерках и весь сезон показывали коллекцию через день. В низшую «касту» входили девушки с правильными пропорциями тела, но не очень красивым лицом: эти работали только на примерках и получали самую маленькую зарплату. Моник всегда им сочувствовала. Но что делать: мир моды жесток.

Для гала-показа отобрали трех моделей дома и двух внештатных. Все — красавицы от двадцати до тридцати лет. Мадемуазель тщательно отбирала манекенщиц, представляющих ее одежду, лично встречалась с каждой. Ей нравились эффектные, элегантные и одновременно раскованные девушки. Французы называли таких race, благородными. Дамочек, которых богатые ухажеры возили на неделю в Марокко, работать в Довиль и калачом не заманишь. Все они, слегка избалованные и пресыщенные жизнью, много болтали, сплетничали, переживали по пустякам и постоянно прихорашивались.

Когда они заселились в шикарный отель, Моник направила чемоданы с вещами в зал, где между столиков возводили подиум.

Девушка выяснила, что их с Гаем номера на одном этаже. Но даже сложись все иначе, она не отступила бы. Моник стыдилась своей девственности, держала это в секрете. Но ей очень хотелось все изменить, и именно с Гаем. Правда, не в первую ночь в отеле, а в следующую — надо набраться смелости. Если план сорвется, на другой день они все равно вернутся в Париж. Хотелось верить, что все получится, но Моник не могла избавиться от дурного предчувствия. Но, так или иначе, пути назад не было.

Подиум в центре зала подготовили на следующий день. Шла репетиция defile, которое собирались показать после обеда. Столы накрыли скатертями, на них расставили вазы с букетами цветов. Повсюду сновали официанты, раскладывая приборы и расставляя бокалы.

Техник проверил работу акустической системы, постучав по микрофону вместо комментатора: показы всегда проходили под музыку. Пятнадцать моделей собрались вместе со своими стилистами и maquillistes[64]— и воцарился хаос.

Моник весь день помогала Гаю проверять и, если надо, подшивать наряды.

— Отдохни немного, — посоветовал ей портной ближе к вечеру.

Они работали с самого утра, и он видел, как девушка устала.

— Если понадобишься, я знаю, где тебя найти.

Мужчина по-дружески похлопал Моник по руке. Что бы он сказал, узнав о сорочке, в которой она собиралась прийти в его спальню? Может, подозревает, но не подает виду? Скромница поражалась своей решимости совершить то, что в глубине души сама считала неправильным. Хотела вздремнуть, но боялась, что проспит до самого утра. Одна модель согласилась позвонить ей в номер через час, чтобы швея успела поутюжить одежду и развесить на вешалках для defile.

Они рано поужинали в соседнем бистро. Разодетая для благотворительного показа публика стекалась в казино. Моделей накрасили и причесали. И вот на часах уже девять тридцать. Пришло время.

Моник пыталась не обращать внимания на бешено бьющееся сердце.

На тех же выходных Саманта и Кристофер присутствовали на приеме Всемирной организации помощи сиротам. «Деланж» заплатил по семьдесят пять франков каждому, чтобы они посмотрели «аукцион моды» и послушали о несчастных детях во всем мире.

— Давай выпьем хотя бы по бокалу шампанского за сто пятьдесят франков, иначе прием потеряет всякий смысл, — заметила девушка.

Сегодня она нарядилась в очень короткое белое платье-рубашку из винила, модель Кристофера, и темно-синие колготки, удлиняющие ноги до пропорций модного эскиза.

— На благотворительном аукционе «бесценных винтажных платьев „Деланж“», также известных как «старые лохмотья из сундука», — подмигнула Саманта дизайнеру, — я повысила бы ставку до ста баксов за платье с золотистым и нитями, которое Камилла отрезала по косой, кажется, миллион лет назад. Думаю, я буду выглядеть в нем сногсшибательно.

Они приехали на мероприятие в шесть часов, и Саманта сразу же обратила внимание на буфет: там стояли огромные блюда с морепродуктами. Проходя мимо, она рукой в браслетах потянулась к огромной креветке, но слишком бдительный официант оттолкнул ее.

Девушка попробовала еще раз.

— Ne me touché pas![65]— вскрикнула она.

— Le buffet закрыт до выступления, мадам, — ухмыльнулся низкорослый наглец.

— Мадемуазель, — поправила она, разозлившись.