Крутой секс - Дмитрий Стрешнев
Шрифт:
Интервал:
«Моментально переведем ваши деньги!», справа:
«Ингосстрах платит всегда!»
— Только у нас может быть нечто подобное, — заметил профессор, указывая на вторую надпись. — После этого можно не удивляться, если увидишь где-нибудь рекламу вроде: «В нашем ресторане моют тарелки!».
Они дошли до края крыши и остановились.
— Куда делся былой московский простор? — патетически воскликнул профессор, обозревая безбрежную картину крыш и стен. — М-да, простор имперских площадей закончился вместе с империей! Наши внуки будут думать, что газон — это такой зеленый пластмассовый коврик возле ресторана, о который вытирают ноги. А слово «сквер» войдет в исторические словари. Не город, а сплошная недвижимость. Зачем, скажите, нужны все эти шикарные небоскребы? Мне больше по нраву зеленые уютные площади.
— Вы что, газет не читаете? — спросил Сева. — Городские начальники говорят, что Москва должна стать городом богатых.
— Позвольте, а как же я? Я здесь всю жизнь живу. Это же мой город!
— Значит, проморгали вы свой город.
— По-вашему, скажем, и Петровско-Разумовский парк снесут? — спросил профессор, хватаясь за сердце.
— Конечно, — сказал Сева, пожав плечами. — А вы думали: Москва станет Парижем или Берлином? Откуда такая самонадеянность? А почему не Каракасом? Потом Каракас снесут — и, может быть, построят Нью-Йорк, а вашей Москвы уже больше нет. успокойтесь.
— Каракас, Каракас!.. — горько прошептал профессор.
— Ладно, Аркадий Марксович, я пошутил, — на всякий случай сказал Сева.
Профессор вдруг схватил Севу за руку.
— Что с вами? Вам плохо? — всполошился Сева.
— Нет-нет, но мне показалось… вон там… Нет, не может быть!
— Да в чем дело, объясните!
— Только вы не смейтесь, Всеволод. Там кто-то был. Вроде как человек, но у него был хвост!
— Профессор!
— Да-да! Я же говорил, что вы не поверите!
— Почему же, Аркадий Марксович! — насмешливо сказал Сева, желая его подразнить. — Разве вы не знакомы с теорией Дарвина? В школе не учились? А еще профессор! Видимо, какие-то существа нашли более экономный способ передвижения в условиях мегаполиса двадцать первого века и отрастили себе нужные конечности.
— Я знаком с теорией господина Дарвина, но жизнь показывает, что любая эволюция имеет свои границы. Почему-то не все рыбы смогли вылезти на сушу и почему-то нельзя вырастить пшеничные зерна величиной с грецкий орех. Все теории объясняют наш мир лишь частично. И даже (профессор придвинулся к Севе и возбужденно задышал) даже теория существования бога, как ни смешно… или как ни страшно, не в состоянии все объяснить!..
В этот момент Сева и сам увидел из-за плеча профессора, как из-за торчащего на крыше непонятного строения что-то промелькнуло. Что-то похожее на человека, но не совсем человеческое и нечеловечески проворное. Севу даже потянуло перекреститься на купол храма, который поблескивал в свете реклам, возвышаясь над крышами как спасательный буй.
— Что? — всполошился профессор. — И вы тоже увидели?
— М… мне кажется, мы с вами не на московской крыше, а в какой-то компьютерной игре типа «Чувак с волшебным кувшином», где все время приходится держать ухо востро. Давайте скорее двигать отсюда!
— Давайте, — согласился профессор.
Они засеменили вдоль края крыши, высматривая… сами не понимая, что высматривая — какой-нибудь волшебный путь к спасению. Сева благоразумно держался подальше от бездны. Профессор Потапов, более искушенный в путешествиях по подобным местам, пренебрег осторожностью. Сева услышал птичий крик и увидел, как профессор замахал руками, собираясь свалиться с крыши. Сева ухватился за неразумного ученого. Тот продолжал размахивать руками, а потом согнулся и стал медленно падать. Удержать было невозможно, отпустить было нельзя. Сева обернулся, ища помощи. И тут увидел: почти распластавшись над крышей, к ним стремительно приближалось то самое нечеловечески проворное существо. Сева пронзительно закричал, чувствуя, как проваливается куда-то, откуда нет возврата. Сердце его перевернулось и встало поперек дыхания. Через секунду он увидел, как навстречу ему несется балкон. Последнее, что он успел сделать, это зажмуриться и подумать:
«Вот, оказывается, как погибают!»
Сева не понял, что произошло. Вместо страшного удара о балкон он почувствовал, как неведомая сила несколько раз перевернула его, после чего чьи-то пальцы схватили за одежду, встряхнули, а затем он упал на что-то жесткое, почти потеряв сознание от страха. Через некоторое время он осмелился приоткрыть глаза, ожидая увидеть острые осколки собственных костей, торчащие сквозь одежду. Но не увидел ничего страшнее, чем смятый пиджак и задравшиеся брюки.
Осмелев, Сева пошевелил конечностями, и они пошевелились настолько, насколько это позволили замерзшие от страха мышцы.
«Кажется, пронесло!»-подумал Сева, пропитываясь счастьем, и тут же спохватился: «А где же профессор?!»
Он стал вертеть головой, приподнялся — и увидел тело, показывающее ему подметки своих ботинок.
— Аркадий Марксович! Это вы?
Тело зашевелилось, после чего над подметками показалась знакомая голова (как ни удивительно, с очками на носу) и прошептала:
— Это вы, Всеволод?
— Вроде бы я, — сказал Сева, к которому вернулось чувство юмора. — И вроде бы весь. У вас где-нибудь болит? Кости целы?
— Вроде целы, — сказал профессор, шевелясь и пытаясь встать на карачки. — А что с нами произошло?
— Вы хотели упасть, а я пытался вас спасти.
— Значит, я вам обязан жизнью? Спасибо!
— Да нет, не все так просто. Я тоже упал вместе с вами.
— Откуда?
— Очевидно, оттуда, — Сева показал на уходящую ввысь стену, покрытую прыщами кондиционеров.
— Как же мы, в таком случае, не разбились? — спросил профессор. — Смотрите: у меня даже очки целы! Может, мы за что-то зацепились по дороге?
— Не знаю, — сказал Сева. — Ничего не знаю и не понимаю. У меня почему-то такое впечатление, что, когда я летел на балкон, кто-то подхватил меня и аккуратненько опустил.
Про удивительное существо бежавшее по направлению к ним по крыше, Сева решил не рассказывать.
«Вдруг все это просто померещилось!»
Они поднялись на ноги и вцепились в перила, ослабев от пережитого. Влево и вправо тянулся длинный балкон, сзади чернели огромные окна, а впереди простиралась все та же Москва.
— Ну, разве не прекрасен все-таки этот город? — сказал Сева.
— Есть немало прекрасных городов, — возразил профессор. — Например, Флоренция. «Флоренция, ты ирис нежный…» И что же нам теперь делать?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!