Ревность - Селия Фремлин

Если Нед действительно стащил у матери деньги, то добром это не кончится скорее для брайтонской компании, подумала Розамунда, но промолчала — матери такое никак не скажешь. И потом, что ей за дело до компании. Розамунде хотелось вернуть разговор к загадке, которая ее мучила.

— Значит, ты встретила меня на станции во вторник? — спросила она. — Я что, ждала поезда?

Спросила и тут же поняла, какой, должно быть, идиоткой выглядит. От неминуемого позора ее спас только благословенный эгоцентризм, свойственный человеческому существу, пребывающему в сильном волнении.

— Ждала поезда? — рассеянно повторила Нора. — Не знаю, я не думала о поездах. Я не собираюсь ехать за Недом в Брайтон, даже если он там. По-моему, это было бы неразумно, как считаешь? Он бы тут же вообразил, что за ним гонятся, преследуют… — И продолжила с ревностной гордостью запоздалого неофита: — Говорят, когда мальчик крадет, то на самом деле он крадет любовь, а вовсе не деньги.

Розамунда сильно подозревала, что в случае с Недом это были именно деньги, особенно если он намеревался жить на них в Брайтоне, не утруждая себя работой. Но вслух она ничего такого не сказала, поскольку Нора вроде бы находила в данной теории определенное утешение. Вместо этого Розамунда предположила:

— А может, в душе он считает, что всего-навсего одолжил деньги, и после собирается их вернуть. Тогда это вообще не воровство, в обычном смысле — не воровство.

Лицо Норы просветлело.

— Верно! Не воровство! И знаешь, если в конце концов у него и не получится их вернуть, это все равно нельзя считать воровством, потому что тогда он не думал, что ворует…

Бедняга Нора. Защищает свой мирок с одержимостью загнанной в угол зверюшки, заранее готовясь противостоять любой возможной напасти. Теперь она легко сможет перенести то, что Нед, по всей вероятности, никогда не вернет деньги.

Или все не так? Розамунда с тревогой смотрела на Нору. Та стойко прихлебывала остывший чай, но по ее щекам текли медленные слезы. Она никогда прежде не видела, чтобы Нора плакала; как многие робкие и беспокойные люди, постоянно толкующие о собственных невзгодах, Нора глубоко прятала свои истинные чувства.

— Нора, не надо! Все уладится, вот увидишь! — воскликнула огорченная Розамунда. — Правда, уладится! Нед в душе хороший парень, я в этом уверена… Просто такой возраст… Уйма мальчишек проходит через это… Он вернется!

От всего сердца желая утешить Нору, она без умолку сыпала оптимистическими банальностями, которыми обычно грешила сама Нора и за которые Розамунда ее слегка презирала, но сейчас они почему-то не действовали.

— Он вернется как миленький! — горько согласилась Нора. — В этом я как раз не сомневаюсь! Как ты не поймешь — в этом-то вся и беда! На самом деле меня не пугает, что он будет вытворять в Брайтоне: ни «алые сердечки», ни девицы, ни поездки в пьяном виде на угнанных машинах — ничего. Я уже дошла до той точки, когда мне все безразлично. Единственное, чего я страшусь сейчас, это что через три дня он снова будет здесь, в доме, с той же скукой и тем же нежеланием хоть чем-нибудь заняться… Будет весь день слоняться из угла в угол, клянчить деньги, грубить отцу, заставлять нас все время ссориться из-за него… Никогда мы с Вильямом больше не будем счастливы, никогда! Этот малый висит у нас на шее как свинцовая гиря, мы прикованы к нему до конца наших дней! Это наш пожизненный приговор! Он никогда не уберется, я знаю, и никогда не найдет чем заняться. Будет вечно торчать дома, доставляя нам только горе. И они еще рассуждают о том, что родители — собственники! Нет, это безнадежно, безнадежно…

Не в силах больше сдерживаться, Нора разразилась бурными рыданиями, но прежде, не глядя, поставила на пол чашку, чтобы не мешала.

— Может быть, он уже дома! — рыдала она, уткнувшись в громадный носовой платок. — Если бы ты знала, какой ужас на меня наводит один вид чемодана в прихожей, и рюкзака, и магнитофона, — он всегда забирает с собой все свое барахло, будто навсегда уходит, и всякий раз, еще неделя не кончится, а каждая проклятая вещь снова здесь… И Вильям снова бесится, а мы как раз только начали более или менее ладить… и вся эта стирка… и никогда не уберет за собой после завтрака!..

В дверь резко позвонили, и Нора в панике оборвала поток жалоб на полуслове. Она высунула из платка мокрое от слез лицо и с ужасом вытаращилась на Розамунду.

— Неужели уже шесть? — выдохнула она дрожащим шепотом.

— Да, около того. — Розамунда, вставая, глянула на каминные часы. — Не волнуйся, кто бы там ни был, сюда я их не пущу…

— Но это Вильям! — пролепетала Нора тем же потрясенным шепотом. — Он должен зайти за мной в шесть… Я и не заметила… Вроде всего несколько минут!..

— Ах, так…

Снова, более настойчиво, зазвонил звонок. Без малейшего представления, как себя вести дальше, Розамунда открыла дверь, за которой, как и следовало ожидать, стоял Вильям — хмурый и неприветливый, как всегда.

— Нора готова? — коротко бросил он и шагнул в прихожую, твердо уверенный, что его пригласят зайти.

Розамунде ничего больше и не оставалось, хотя в гостиной, не помня себя от страха, сжалась Нора. С другой стороны, Вильяму не повредит хоть раз застать жену в слезах, а не преисполненную неизменным оптимизмом. Оптимизм хорошая вещь, но не стоит постоянно тыкать в него носом другого человека.

И Розамунда повела Вильяма — очень медленно, насколько могла, — через прихожую, а когда тянуть дольше было уже невозможно, распахнула дверь в гостиную, чтобы представить его глазам рыдающую жену.

— А, Вильям. Ты как раз вовремя.

К изумлению Розамунды — чуть не к ужасу, — на лице Норы не наблюдалось абсолютно никаких следов слез. На губах сияет всегдашняя жизнерадостная улыбочка, а покрасневшие глаза спрятаны за спешно нацепленными на нос очками для чтения, в которых — оттого, что Нора нервно крутит головой, — то и дело отражается свет, так что заметить красноречивые круги под глазами совершенно невозможно.

— Я уже иду, Вильям. — Нора резко поднялась, наклонилась за платком… изобразила, будто ищет что-то на каминной полке… что угодно, только бы не показать лица.

Вильям мрачно наблюдал за ней.

— От парня что-нибудь есть? — отрывисто поинтересовался он, стоя в дверном проеме и не делая ни шага в комнату.

Нора отвела глаза… метнулась за перчатками.

— Нет, сегодня что-то еще нет, — оживленно откликнулась она, точно до сих пор они с каждой почтой получали нежные сыновние письма. — Завтра наверняка придет… Думаю, он звонил, и даже несколько раз, а меня дома не было…

— Ты спятила, — кратко прокомментировал ее муж. — Ты что, в самом деле считаешь, что парень расстанется с одним-двумя пенсами из своих драгоценных запасов, ради того чтобы успокоить родителей? У него небось ни гроша не осталось.

— Нед такой бережливый! — горячо затараторила Нора, и с каждым словом жизнерадостная улыбка на ее губах становилась все шире, пока нежный ротик совсем не перекосило. — Должно быть, отказывает себе во всем… экономит… пока не получил работу. Наверняка потому так и сорвался — услышал о каком-то месте…