Илиада - Гомер

Рану, которую горькой стрелою нанес ему Пандар.

Пот изнурял под широким ремнем, на котором держался

Щит закругленный; и пот изнурял, и рука уставала

Черную кровь вытирать, под ремнем выступавшую крепким.

Облокотясь о ярмо колесницы, сказала богиня:

«Сын у Тидея родился не очень с родителем схожий!

Ростом Тидей был совсем не высок, но боец несравнимый.

Даже когда воевать иль стараться блистать меж мужами

Я запрещала ему, — как в то время, когда появился

В Фивах один он послом от ахеян средь многих кадмейцев…

Я пировать ему с ними велела спокойно в чертогах.

Но и тогда, как и раньше, был духом могуч он безмерно.

Юношей вызвав кадмейских, во всяких он их состязаньях

Очень легко победил. Сама я ему помогала.

Также и возле тебя я стою и тебя охраняю,

И побуждаю всем сердцем тебя с троянцами биться.

Но иль усталость от многих трудов тебе в члены проникла,

Иль бессердечная робость тобой овладела. Какой же

Ты после этого сын храбреца Инеида Тидея?»

Ей отвечая, сказал Диомед, воеватель могучий:

«Дочь Эгиоха-Кронида, тебя узнаю я, богиня!

Все я охотно тебе сообщу, ничего не скрывая.

Нет, не усталость, не робость меня бессердечная держит.

Но приказаний, какие давала ты мне, не забыл я.

Против блаженного бога сражаться ты мне запретила,

Кто бы он ни был; но если бы Зевсова дочь Афродита

В битву ввязалась, велела разить ее острою медью.

Вот почему я и сам отступаю теперь, й ахейцам

Всем остальным приказал собираться на этом вот месте.

Вижу Ареса: он сам управляет кровавою битвой».

Снова сказала ему совоокая дева Афина:

«Духу, Тидид, моему ты из всех наиболе приятен.

Больше не бойся теперь ни Ареса, ни бога другого, —

Вот я какою тебе помощницей буду сегодня.

Прямо направь на Ареса коней твоих однокопытных,

Бей изблизи, не страшись сумасшедшего этого бога, —

Зла, что себе приготовили люди души переметной!

Сам он недавно и мне обещал, и владычице Гере

Помощь давать аргивянам и против троянцев сражаться.

Нынче ж о тех он забыл и совместно с троянцами бьется!»

Так говоря, согнала с колесницы Сфенела на землю,

За руку взявши его; и тотчас с колесницы он спрыгнул.

Быстро сама поднялась в колесницу к Тидееву сыну,

Боем горящая. Тяжко дубовая ось застонала,

Разом ужасного бога поднявши и лучшего мужа.

В руки и вожжи, и бич захвативши, Паллада-Афина

Однокопытных тотчас же коней погнала на Ареса.

Труп Перифанта огромного он обнажал от доспехов, —

Лучшего меж этолийцев, Охезия сына. Его-то

Кровью залитый Apec обнажал. Чтоб ее он не видел,

Дочь Эгиоха-Кронида покрылася шлемом Аида.[43]

Лишь увидал людобоец Apec Диомеда героя,

Бросил тотчас он лежать Перифанта огромного там же,

Где, умертвивши его, у сраженного душу исторгнул,

И устремился навстречу Тидееву храброму сыну.

После того, как, идя друг на друга, сошлись они близко,

Первым ударил Apec над ярмом лошадей и вожжами

Медною пикой, пылая желанием душу исторгнуть.

Но ухватила рукой совоокая дева Афина

Пику, толкнула ее, и она меж колес пролетела.

После того Диомед размахнулся могучеголосый

Медною пикой. Ее устремила Паллада-Афина

В низ живота, где Apec опоясан был повязью медной:

Пику туда он вонзил и, прекрасную плоть растерзавши,

Выдернул пику обратно. Apec заревел меднобронный

Так же, как если бы девять иль десять воскликнуло тысяч

Сильных мужей на войне, зачиная аресову распрю.

Дрогнули в ужасе все, — и дружины троян, и ахейцев;

Так заревел на все поле Apec, ненасытный войною.

Так же, как воздух под тучами нам представляется мрачным

Знойною летней порой, приходящей с удушливым ветром,

Взору Тидида таким же и медный Apec показался,

В небо широкое вверх поднимавшийся с тучами вместе.

Быстро взлетел на Олимп он высокий, жилище бессмертных,

Сел возле Зевса-Кронида с душой, огорченной безмерно,

Рану ему показал с вытекавшей бессмертною кровью

И обратил к нему слово крылатое, жалуясь горько:

«Не негодуешь, отец, на злодейства подобные глядя?

Вечно страшнейшие беды единственно друг из-за друга

Претерпеваем мы, боги бессмертные, людям на радость.

Все на тебя негодуем: безумную дочь породил ты,

Гибель несущую всем, лишь с одними злодействами в мыслях.

Прочие боги, какие ни есть на высоком Олимпе, —

Все мы послушны тебе и готовы во всем покоряться.

Только ее никогда не смиришь ты ни словом, ни делом,

Все позволяешь зловредной богине, рожденной тобою.

Нынче Тидеева сына она, наглеца Диомеда,

С ярою злобой напасть на бессмертных богов подстрекнула.

Прежде богине Киприде он руку поранил у кисти,

После и против меня устремился, похожий на бога.

Только проворные ноги спасли меня, иначе долго б

Там я простертый лежал между страшными грудами трупов

Или б живой изнемог под ударами гибельной меди!»

Грозно взглянув, отвечал собирающий тучи Кронион:

«Будет сидеть и скулить! Душа переметная, смолкни!

Всех ненавистней ты мне из богов, на Олимпе живущих!

Милы тебе только распри, кровавые войны и битвы.

Матери дух у тебя, — необузданный, буйно строптивый, —

Геры, которую сам я с трудом укрощаю словами.

Думаю, ты и теперь пострадал от ее же советов.

Дольше однако тебя я страдающим видеть не в силах.

Ты от меня происходишь, и мне тебя мать породила,

Если б, зловредный такой, от другого ты бога родился,

Был бы давно под землей ты, и глубже, чем все Ураниды!»[44]

Тотчас его исцелить он Пэеону дал приказанье.

Боль утоляющим средством осыпавши рану, Пэеон

Скоро его исцелил, не для смертной рожденного жизни.

Если смоковничий сок нальешь в молоко и смешаешь,