Коридор затмений - Татьяна Юрьевна Степанова

— Она сильно изменилась. Словно другой человек. Порой она говорит несуразные вещи.

— Что ее сын Адам не ее сын?

Замдиректора глянул на Гущина. По его лицу Клавдий Мамонтов прочел — безумная Ева и здесь преуспела, она рассказывает свои больные фантазии всем подряд.

— Но она остается вашим директором? — продолжал спрашивать полковник Гущин.

— Пока еще номинально остается, но это ненадолго. Производством руководим сейчас я и наш совет менеджмента. Так распорядился Иван Петрович. И у нас работает консалтинговая фирма из Москвы. Возможно, мы проведем ребрендинг или же… вообще часть цехов закроем. Оптимизируем. По результатам Иван Петрович примет решение в самые ближайшие дни. Он торопится.

— Я понимаю, у него со здоровьем плохо, — тихо заметил полковник Гущин.

— В любом случае его жена уже не будет ни владельцем производства, ни главным акционером. В таком болезненном психическом состоянии, в каком она находится сейчас, это невозможно. Иван Петрович переоформляет все документы через своих юристов. Он полон решимости сохранить фабрику, чего бы ему ни стоило, — считает это своим последним земным долгом. Чтобы люди, с которыми он все начинал и строил, не оказались на улице.

— Сколько Ева Лунева проработала на вашем производстве? — спросил полковник Гущин.

— Почти семь лет. Вклад ее неоценим. Она всегда являлась нашим флагманом, маяком, генератором идей. Умела завязывать связи, налаживать контакты. Такое несчастье, что она повредилась умом после перенесенного ковида, — замдиректора вздохнул. — Иначе я не могу объяснить перемены, произошедшие с ней.

— Какая она по характеру?

— Волевая, целеустремленная… была. Слегка даже упрямая, в хорошем смысле. Опять же была… Когда разум болен, то все эти качества оборачиваются иной стороной. Ее упрямство, то, в чем она истерически уверяла меня по телефону, что ее мальчик — ни больше ни меньше — сын тьмы… Вбила же себе такое в голову! Жаловалась, что он при родах ее едва не убил и потом пытался убить. И якобы это он наслал рак на Ивана Петровича… И бабушку как-то прикончил, какой-то своей нечеловеческой силой, потому что он сам исчадие ада и Зло. Надо же до такого додуматься! Я после в телефонном разговоре предложил Ивану Петровичу поместить ее в клинику для душевнобольных на лечение. А он мне: «Слушай, я сам с постели с трудом встаю, а скоро вообще слягу, под себя ходить стану, и ариведерчи…» Я больше не заговаривал с ним о ней. Ясно, что эпоха, когда нашей фабрикой руководила Ева Станиславовна, закончилась. В ее лице мы потеряли того, кто мог реально заменить нашего босса.

— Ева Лунева не рассказывала о своей принадлежности к секте в молодости? — спросил полковник Гущин.

— Никогда от нее про секты не слышал, — замдиректора изумился. — Трудно себе представить, чтобы Ева Станиславовна… та, прежняя… наш топ-менеджер интересовалась подобными вещами.

— Федор Матвеевич, а нельзя через органы соцзащиты и опеки как-то повлиять на их семью? — спросил Макар задумчиво, когда они покинули фабрику. — Забрать Адама на какое-то время и поместить… ну, не знаю — в интернат или детский дом…

— В данной ситуации нельзя. Это долгая процедура, бюрократическая. Быстро она двигается, лишь когда родители причиняют физический вред ребенку — бьют, травмируют… Тогда возможно изъять из семьи ребенка. Но у нас такого нет. И нет заключения врачей о психической болезни его матери. У нас есть ее устные заявления о том, что это не она, а он хотел ее убить. И что она подозревает его в убийстве пропавшего ребенка.

— Но факт нападения на Еву подтвердил нам и Василий Зайцев, — напомнил Макар.

— В приватной беседе. Юридический ноль, понимаешь? С официальным заявлением Ева в полицию не обращалась. Ее пасынок тоже. Их отец вообще об инциденте ничего не знает. От него скрыли.

— Я бы его к себе домой забрал, — сказал Макар. — Честное слово, — пока все не устаканится или Еву в Кащенко санитары не отправят. Но… тот его финт с жабой… Я до сих пор до конца его словам не верю, что это не он сотворил, а торговцы на рынке. Я своих детей не могу с ним оставить, пока мы расследованием занимаемся. И дома нас нет.

— И на тебя слова Евы повлияли, — Клавдий Мамонтов кивнул. — Про его тайное логово на островах на озере.

— Не слова, а факты. Мы его видели на холме с собаками. Он псов разъяренных каким-то способом отпугнул… чем-то… какой-то силой… Клава, это же на наших глазах случилось! Как такое объяснить?

Клавдий Мамонтов вел внедорожник и подыскивал приемлемый ответ. А у полковника Гущина зазвонил мобильный. Он включил громкую связь в машине. Наконец-то пришло долгожданное заключение по ДНК. Эксперт-криминалист подтвердил полное тождество ДНК неизвестной жертвы и образцов из ванны и замытого коридора. И ДНК крови самой Евгении Лаврентьевой, обнаруженной тоже в коридоре.

— Все, теперь точно мы доказали, что незнакомца убили топором и пытались расчленить в ванной в ее доме. И судя по ее ножевым ранам, парня убила именно она, и, возможно, сестра Анна была соучастницей. Или же нет… Но каким-то образом она тоже причастна к происшедшему, — объявил полковник Гущин и спросил криминалиста: — Так, а что по фрагментам татуировок?

Ответ разочаровал — те небольшие фрагменты татуировок на предплечьях жертвы проверили по базе данных уголовных тату, однако никаких совпадений не выявилось. Степень разложения трупа такова, что дальнейшие исследования татуировок уже невозможны.

— А по его зубам? — спросил Гущин.

Ответ снова огорчил — нет, никаких особых примет в области работы дантистов. При таких скудных исходных данных база вообще не выдаст результатов.

— Что дала проверка базы данных пропавших без вести за март-апрель? — Гущин не отступал.

И снова сплошное расстройство — ничего не дала. Пропавших с подобными приметами ни в Москве, ни в области, ни в прилегающих к Подмосковью регионах не было.

— Наш незнакомец на первый взгляд словно невидимка, — заметил Макар. — Однако от клиентов Евгении Лаврентьевой он не таился. Его видели охранники актера. И сам актер, пусть он и в белой горячке находился тогда. Охранник даже предположил, что парень — сожитель шаманки. Возможно, это он привозил Евгению домой к племяннику Алексею. Однако тот его не видел, заметил из окна лишь машину — черная, неизвестной марки.

— Никакой машины во дворе дома Евгении нет. Если у ее сожителя она была, куда она ее дела? Как избавилась от нее? Она сама тачку не водит, — заметил Клавдий Мамонтов. — Может, сестра ей помогла? Мы не спрашивали ни у кого об Анне Лаврентьевой — умела ли та машиной управлять?