Алый камень - Э. Энн Джуэл

— Скажи мне, что это был просто секс, Скарлет. Скажи мне, что ты не имела в виду то, что сказала ему. Скажи мне…

— Это было ничем. — Я снова смотрю ему в лицо, эмоции жгут мои глаза. — Это была ложь. Но в какой-то момент эта ложь стала моей величайшей правдой. И это «ничего» превратилось в нечто, что сейчас кажется мне всем. Теперь я остаюсь с холодной реальностью, что мы были ложью, Дэниел.

Его лицо искажается в маску замешательства.

— О чем ты говоришь?

Я простила себя за это, когда моя смерть казалась неминуемой. Теперь мне нужно отпустить это, чтобы жить.

— Когда ты был в больнице… — я вдыхаю с трудом, когда прошлое снова наваливается на меня —…и врачи сказали, что тебе скоро понадобится пересадка сердца, иначе ты умрешь, я запаниковала.

Глаза Дэниела сузились.

— Мы все паниковали.

Я качаю головой.

— Я не просто запаниковала. Я сделала кое-что…

— Что ты имеешь в виду?

Все эти годы он даже не подозревал, сколько правды было в его шутке о том, что я была воровкой, укравшей его сердце.

— Я переместила твое имя в начало списка трансплантантов и положила значительную сумму денег на счета всех, кто заметил бы изменения в списке.

— Ты сказал… — Он покачал головой. — Ты сказала, что реципиент умер до прибытия сердца. Ты сказала, что я подхожу больше всех, и, если я не возьму его, донорское сердце будет потеряно. Ты сказала, что это чудо.

Оскар сказал мне «спаси мальчика». Он сказал, что между добром и злом, жизнью и смертью существует серая зона под названием любовь. В своей совершенно поганой книге жизненных принципов он утверждал, что любовь безгранична, справедливость — это недостаток слабых, а мораль убивает больше людей, чем спасает.

До тех пор, пока пять месяцев назад я не уехала из Лондона, я была продуктом Оскара Стоуна, равными частями природы и воспитания — вором в третьем поколении, которому суждено было попасться. Мы все попадаемся, в конце концов.

— Я солгала.

— Ты солгала? Ты СОЛГАЛА!?!

— Мне жаль. За это я действительно сожалею.

— Так… так… — Он переплетает пальцы за шеей и поднимает взгляд к потолку. — Ты сожалеешь о том, что солгала мне, или о том, что украла сердце, которое не должно было принадлежать мне?

— И то, и другое.

Он смеется самым циничным смехом.

— Так что, оглядываясь назад, почти восемь лет спустя, ты жалеешь, что украла сердце?

Я качаю головой.

— Я бы хотела не отнимать жизнь.

— Семантика.

— Нет. У меня не было проблем с кражей сердца. Я бы сделала это снова. Если бы существовал какой-то банк сердец, доступный тому, кто больше заплатит, я бы солгала и украла почти у любого, чтобы дать тебе жизнь. Даже сейчас. — Мне нужно, чтобы он понял, что моя любовь к нему не исчезла. И никогда не исчезнет. — Но это сердце не принадлежало тому, кто больше заплатит. Оно принадлежало другому человеку, такому же, как ты, отчаянно желающему жить. Так что я не просто украла твое сердце. Я украла жизнь. Которую я хотела бы вернуть. Я бы все исправила, если бы могла. Даже если…

— Даже если бы это означало, что я не буду жить.

Я моргаю, выпуская слезы, и медленно киваю.

Его челюсть сжимается несколько раз, когда его стеклянные глаза встречаются с моими. Передо мной стоит человек, который чувствует вину за то, что он жив. Я никогда не хотела, чтобы он так себя чувствовал, но мое чувство вины чуть не убило меня. Я искренне верю, что оно сыграло главную роль в том, что мое тело поддалось раку.

— Я все еще люблю тебя, — шепчет он.

Сжав дрожащие губы, я киваю, желая только одного — упасть в его объятия и зарыдать. Конечно, он все еще любит меня. Я бы никогда не сказала «да» ни одному мужчине, который не любил бы меня так сильно. Как бы мне ни хотелось, чтобы это был эпический момент о женщине, которая полюбила двух мужчин, но в итоге выбрала того, кого любила дольше, это не так.

Я подхожу к нему ближе и снова прижимаю руку к его груди.

— Я всегда любила, люблю и буду любить тебя, Дэниел. Но каким бы ни был мой диагноз, Скарлет, которой ты сделал предложение? Она умерла. Я не она. Я не вернусь с тобой в Лондон, к той жизни, к Оскару. За последние пять месяцев я нашла человека, о существовании которого даже не подозревала, и она мне нравится, как и мое тело. Она — Скарлет, которая побеждает рак. Она живет моментом. У нее нет ни одного электронного устройства. Она смотрит на жизнь совсем по-другому. Она не живет с сожалением.

Моя рука перемещается от его сердца к его красивому лицу, вытирая слезы.

— Она… любит другого мужчину.

Дэниел рухнул на пол, обняв меня за талию. Мы прошли полный круг. Я провожу руками по его волосам, когда он зарывается лицом в мою рубашку и плачет.

— Пошла ты, Скарлет Стоун. Пошла ты за то, что забрала мое сердце. Пошла ты за… за… — всхлипывает он.

— Пошла я жить, — шепчу я, падая на колени и обнимая его.

Прямо сейчас, посреди самой ужасной боли, я понимаю, что не выбираю Тео. Он может не любить меня. Мы можем навсегда остаться никем. Я могу жить с этим. Я буду жить с этим. Я выбираю отпустить чувство вины и держаться за звук собственного дыхания — вдох, выдох. Я считаю их. Сегодня я выбираю Скарлет Стоун.

Теодор

Четырнадцать ходок.

Нужно совершить четырнадцать ходок к старому азиату, чтобы сдать на хранение растения, которые она оставила. Он смотрит на меня через свою дверь с выражением «бедный ублюдок», которое мне точно на хрен не нужно. Но он ничего не говорит. Я не спросил его, нужны ли они ему. Когда я ставлю два последних вазона, он смотрит на меня несколько секунд, потом кивает.

После трех стирок я решаю сжечь простыни с выдвижной кровати и ее подушку. Я больше не хочу чувствовать ее запах. Я выбрасываю всю ее еду, даже то дерьмо, которое я обычно ем. Это ее, и я не хочу этого.

Я плаваю.

Я работаю.

Я пью.

Я делаю новую татуировку.

Я смотрю порно на компьютере. Очень жесткое. Никаких поцелуев или чувственного дерьма — только жесткий трах. Все, что угодно, лишь бы забыть о ней.

В моем календаре появляются дни. Мое оружие чистится, а ножи точатся.

Прошло две недели, а я все еще так чертовски зол. Это был ее план… трахаться и умереть. Она могла умереть на мне, с моим членом в ней. Я бы продолжал трахать труп. Эта мысль отталкивает меня, настолько, что я выплескиваю содержимое своих последних шести бутылок пива через край балкона.

После тридцати минут восстановления я достаю из холодильника еще одну упаковку.