Пока живу, люблю - Алина Знаменская

И все же когда она почувствовала сильную ладонь Протестанта на своих пальцах, ее злость поутихла. Виктория невольно прислушалась к себе: что-то там внутри дрогнуло и завибрировало мелко-мелко. Спустились к реке. Никита подошел к мостку, закатал штаны до колен и деловито уселся на доски. Виктория примостилась рядом. Луна плавала в реке, как половинка желтка в щавелевом супе. Вокруг мерцал ее отраженный свет. Деревня светилась на горе своими недружными огоньками, а там, за речкой, как будто и не было ничего и не могло быть — ни людей, ни машин, ни самолетов, ни войн, ни бедствий… Ничего… Только мудрость деревьев и спокойствие звезд.

Никита мыл чашки, не обращая внимания на свою спутницу. А она сидела и смотрела вокруг, пытаясь проглотить непонятно откуда взявшийся ком в горле. Наконец она спохватилась и принялась вытирать перемытую Никитой посуду и складывать ее в корзину. Никита прошел дальше по мостку, откуда, должно быть, ловили рыбу. Она уже собрала всю посуду, когда услышала мощный всплеск и обернулась. Никита плыл, разгребая руками блики луны.

— Наверняка ты ужасно злишься, что пришлось уехать из города? — вдруг спросил он, когда, отфыркиваясь, выбрался на берег.

Виктория пожала плечами:

— Какая мне разница? Лишь бы платили.

— Но как же Макс? Он ведь остался там без присмотра?

Виктория поняла, что зря расслабилась — Никита не собирался оставлять ее в покое.

— Я не ему в няньки нанималась, — напомнила она, невозмутимо шагая среди влажной от вечерней росы травы.

— А впечатление было обратным.

— Впечатления бывают обманчивыми.

— Ты обманула его.

— В чем же?

Виктория обернулась и пристально вгляделась в темные глаза Протестанта. В них плавал ковш Большой Медведицы.

— Тебя не знают в агентстве, ты никогда у них не была, но Макс оставлял свои данные только там. Откуда ты взяла его адрес? Откуда узнала, что им нужна гувернантка?

— Земля слухами полнится, — невозмутимо парировала Виктория, поражаясь собственной хладнокровности. — Меня удивляет одно, — продолжала она, неторопливо шагая рядом с Никитой. — Почему ты до сих пор не пожаловался брату? Почему не открыл ему глаза? — Она сорвала травинку и ударила ею Никиту по носу.

— Сначала сам хочу докопаться, — сказал он и остановился. — Ты мне интересна как ребус.

«Отгадаешь и выбросишь на помойку!» — мысленно подсказала Виктория, а вслух произнесла:

— Вот и разгадывай. Желаю с пользой потрудиться. Хотя не вижу в своей персоне ничего загадочного.

— Сколько угодно загадочного! Никогда не видел натуры более противоречивой.

— В чем же мои противоречия?

Викторию приятно щекотал этот разговор. Интерес Никиты, хоть и проявленный так нестандартно, все же являлся интересом мужчины, мужчины необычного, и поэтому еще более волновал воображение.

— Да во всем! Когда ты общаешься с детьми, ты кажешься мне настоящей. Но с другой стороны.., может, ты просто великая актриса? Мне довелось нечаянно стать свидетелем момента, когда ты избавлялась от своего старого плаща. Это надо было видеть! С таким ликующим видом победители бросают к ногам вождя знамена поверженного противника! Это была твоя победа, ты, как Василиса Прекрасная, избавилась от лягушачьей шкуры! Выбросила ее в урну.

— Господи! Где-нибудь я могу укрыться от твоих вездесущих глаз? Какой же вывод, интересно, ты сделал, увидев сцену с плащом?

— Вывод? Что ты меркантильна. Как все бабы. Тебе нравятся тряпки. Возможно, ты так устала от нищеты, что готова пойти на все, чтобы добиться комфортной жизни. Узнала, что состоятельный адвокатик проживает в настоящее время один, без жены, и решила прибрать его к рукам. Это — одна версия.

— Ну-у, — протянула Виктория, — так что же в этой версии у вас не стыкуется, господин Пинкертон? Версия-то хорошая! Прямая такая, без закоулков.

— Что-то не стыкуется. Уж больно ты квохчешь вокруг девчонок. Ладно бы если Макс за этим следил, а он ведь не замечает твоих стараний. Да вроде и не старания это. А как бы.., любовь к детям?

Виктория рассмеялась — внутри у нее словно закружилась юла. Она не понимала, отчего ей хочется хохотать, отчего не злят ее потуги Протестанта, а скорее, наоборот. Она легко взлетела на пригорок и замахала полотенцем, как флагом. Никита стоял внизу с корзиной посуды и смотрел на нее.

— А другие версии есть? А? — крикнула она, задорно уперев руки в бока.

— Есть, — донеслось до нее снизу.

Дом имел два входа и весь был поделен на две равных по площади части, соединяемых между собой большим балконом на втором этаже и верандой на первом. Деревянные ступеньки под ногами поскрипывали, а перестеленные полы на втором этаже вкусно пахли стружкой.

— Дед мечтал жить в деревне и строил с таким расчетом, что в одной половине обоснуется он сам, а в другой — гости, то есть семья отца. Он мечтал, чтобы мы все приезжали сюда к нему и проводили лето, — рассказывал Кит. — Он умер, как раз закончив строительство. Со своей неосуществленной мечтой. Дом достался нам с Максом пополам. А у нас руки до него не доходили.

— Но как же здесь все сохранилось? — поражалась Виктория. — Не разворовали стекла, двери. Да и сам дом могли запросто разобрать.

Кит только хмыкнул в ответ на ее замечание.

— Ты еще не видела нашу сторожиху. Позже познакомишься. У такой не разворуешь.

Дом Виктории нравился — он был пустым и просторным. На половине Никиты по крайней мере имелось достаточно много помещений, причем разбитых на отдельные уровни. Внизу располагались кухня и комната с роялем — потенциальная гостиная, а вверху — просторная комната, которую он, судя по всему, решил приспособить под студию. Имелись и две спальни.

Балкон примыкал к студии и соединял ее с подобной комнатой на стороне Макса. С балкона открывался чудесный вид на синеющий вдали, взбирающийся по склону лес, куда вечерами пряталось солнце. В пустом доме не было пока никакой мебели. Пожалуй, это казалось даже преимуществом — весь он был нараспашку, располагал к себе. Виктория не чувствовала здесь себя чужой, как, например, в квартире Марины. Образ жизни компания вела походный. В саду, на очищенной от травы и крапивы площадке, Кит установил две рогатины и перекладину, где и устроился закопченный котелок. Карина сосредоточенно подкладывала в костер щепки и веточки, Ренатка чистила картошку, а Виктория резала лук. Никита установил на веранде круглый стол, оставшийся от деда, и собрал со всего дома имеющиеся в наличии стулья и табуретки. Здесь теперь обедали. Когда похлебка доходила до готовности, на место котелка вешали чайник, и компания перемещалась на веранду. Сестры за обе щеки уплетали походный обед, забыв о своем вечном толкании локтями. Каринка, раскрасневшаяся от огня, перепачканная в саже, напоминала чертенка. У Ренаты глаза блестели, как на новогоднем утреннике. Совместный труд и предвкушение приключений настолько сплотили сестер, что Виктории почти не приходилось делать им замечаний.