И всё, что будет после… - Наталия Новаш

Жора отвёл взгляд от ухмыляющегося Пепки и уставился в телевизор. Гигантские, во весь экран, комбайны прямо-таки наваливаясь на зрителя, подминали под себя жёлтую полоску пшеницы.

Иностранец покрутил настройку.

– «…Первыми закончили уборочную хлеборобы ярославской области…»

– Да когда она в это время заканчивалась? – хмуро вздохнул Борисович.

– Рапартують! – засмеялась цыганка.

«Коммунисты… их мать! – добавил бы обязательно дед!» – вспомнил Жора. Ему почему-то стало весело и хорошо. Самогонка действовала как-то очень быстро. «Больше не стану пить!» – решил следователь.

– А в ваших краях как урожайчики? – расплылся в улыбке Пепка. Лёгок на помине – уже стоял с бутылкой напротив Жоры. – Выпьем за урожай?

Борисович раздосадовано махнул рукой и было отвернулся от всех, но пересилил себя и всё-таки пробурчал:

– Убирают. В нашем колхозе хоть рожь вовремя уберут. Спасибо нашим дорожкам…

Цыганка, посмеиваясь, разъяснила:

– Ён кажа: райкомауския на сваих машинах па грязи нашай не даязжають…

– Не научат, когда уборочную начинать. Теперь уж до снега не доберутся…

– Жыта зялёным не прымусять касить…

– Как это? – удивился Жора. – Живя здесь два года, он до сих пор этого не понимал, хоть что-то такое слышал… А теперь не хотел верить.

Учитель и цыганка как-то вдруг замолчали, посмотрев друг на друга. Потом старуха вздохнула:

– Сарочынским надта не пашанцавала – ихние поля усе – ля шассейки! Дык председатель у их – малайчына! Бывала, старого Франека пазаве… «Скаси, – кажа, – паласу вдоль дароги и стой… Матор не глуши. Чорт з им, з бензинам!..» Хлеб спасём!.. Приедуть гэтыя – иде уборка…

– И наверх рапортуют, – кивнул Борисович. – А тем – выше рапортовать надо!

– А нынче разумней стали: жыта каля дарог не сеють. Только лён да бульбу…

– А как же в Вереньках – рожь вдоль шоссе? – вспомнил Жора.

– Ат… Той председатель сее…

Жора представил лоснящегося от самодовольства Потапенку. Недаром ему противна всегда была эта сытая рожа!

– Что яму? Передавы!

– Раньше всех рапартует…

– А правда… что по району, – запнулся Жора, потому что знал эти цифры, но никогда в них не верил, – правда, что по району в целом половина посеянного остаётся в полях под снегом?

– Бураки, бульба… – прикрыла глаза цыганка.

– И половина всех зерновых!.. Вы это тоже учтите! Пропадает зря! Убирается, не достигнув восковой спелости! – учитель вытер платком побагровевшую лысину и посмотрел на Жору. – Кто, спрашивается, за это ответит?

– А ци ж нема ответчиков? – хохотнула цыганка. – Вунь, за красивые ответы – тольки грошы и палучають!

– Да что ж мы – в стране дураков живём? – вдруг вопросил Жора, уронив голову на стол, потому что в ней зашумело, и почувствовал, что может заплакать, так проняла его эта чёртова самогонка. – Что же это такое… одни дураки кругом? А мы… Мы – что?

– Вот-вот! – подхватил Пепка. – Умных всех перебили! Кого Иван Грозный, кто сам в лагерях… Одни дураки и остались…

– Нет! – заявил Борисович. – Я вам вот что скажу: самым страшным в годы репрессий были не лагеря. Самым страшным была коллективизация. Она убила народ. В лагерях можно было выжить. Настоящая интеллигенция, с духовным багажом, со стержнем внутри – всё это вынести могла. То, что внутри – не отберёшь! И многие выживали! – он ударил себя в грудь. – Но если у человека в деревне… У простого крестьянина – отбирали всё – землю, корову, зерно, его дом… созданные трудом и потом. Если от голода после этого умирали дети… то кроме ненависти к большевикам не оставалось ничего. Вот и народа не осталось. И страны…

– А, туда ей и дорога! Ура! Китайцы в Пуховичах!

– Ты что, Чесь? – удивился «фиолетовый».

– Да, так, вспомнил… Когда я учился в седьмом классе, шеф, был у нас один двоечник. Ну, провидец прямо, пророк какой-то. Не знаю, что с ним потом стало… Так вот. Ходит он во время урока по классу. Учительница спрашивает: «Вовочка, почему ты не пишешь сочинение?» А он: «Светлана Ивановна! Зачем писать? Китайцы в Пуховичах!»

– Не надо «в Пуховичах»… – скривился «фиолетовый». – А Хабаровск, Чита, Новосибирск… Это уже, кажется, не за горами. Не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, шеф. Вскорости после «перестройки» – в том же веке, что шаманизм… Потом – Камчатка, Сибирь.

– Конечно, Россию заселят китайцы! – подхватил Борисович. – Придёт здоровый народ. Свой уничтожили, споили… Сломили уже давно. И за это – кому ответить?

– А каму рабить? – по-своему поняла цыганка и вздохнула. – Не хочуть в калхозе рабить, не идуть…

– В колхозе? – наивно переспросил иностранец. – А где у вас тут колхозы? Всю округу с Пепкой исколесили – ни одного, простите, КОЛ-ХОЗА – ни одного коллективного хозяйства не видели.

– Хозяйства? – захихикал Пепка. – Да где у них тут хозяйство?.. Сплошная безхозяйственность! Едет трактор с мощностью танка, везёт двести килограмм сена…

– Ни один хозяин, простите, не выдержит. Разорится…

– Хозяина нет, хозяина… – вздохнул Борисович.

– Вы правы! Одни герои с патриотами – и ни одного хозяина! – посочувствовал иностранец. – А в сельской жизни столько всяческих неудобств, столько тягот и каторжного труда, что все они могли бы скомпенсироваться лишь одним – частной собственностью на землю.

– Как и было у них тут, шеф, верно? Польша ж здесь до тридцать девятого была – маёнтки, собственное хозяйство, хутора! И русские только перед войной пришли, потому и народ трудолюбивый, не забыл свои хутора, не отвык работать…

– Да, Чесь! Человек должен жить и знать, что умрёт на своей земле, что никто его с этой земли не прогонит и хутор трактором не снесёт.

Все недоверчиво уставились на иностранца. Цыганка перекрестилась. Чесь тоже был, кажется, удивлён:

– Это как, шеф?

– А так! Что в колхоз на тракторе дом твой никто не перевезёт…

– И в «агрогородке» жить не заставит?…

«Фиолетовый» строго на шофёра посмотрел… Ворона, что-то почувствовав, перелетела с подоконника на плечо хозяйке и, воинственно растопырив крылья, выпятила раскрытый клюв.

– На! На и табе… – старуха взяла кусок хлеба, отломила корочку от ароматного ломтя, дала вороне. На разломе видны были грубо помолотые и даже целые зёрнышки. Сама с удовольствием пожевала мякиш.

Жора видел такой хлеб впервые.

– Хлеб яки добры… Калисти сами таки пекли.

– Литовский «Ругялис», рекомендую! – захлопотал Пепка, доливая всем по второй. – Натуральный, свежайший, утром в Каунасе купленный…