Белый олеандр - Джанет Фитч

Я расчесала волосы, собрала их в «конский хвост», представляя себя Оливией. Прошлась по крохотной комнатке, подражая ее походке — бедрами вперед, как модель на подиуме. Какая разница, шлюха она или нет. Это слово даже звучит как дурацкое чревовещание. Терпеть не могу ярлыки.

Людей нельзя раскладывать по полочкам, как почту при сортировке, — проститутка, домохозяйка, святая. Мы так неоднозначны. Страхи, желания, мысли и ситуации постоянно меняют нас, мы текучи, как вода. Я натянула на ногу ее чулок. Он пах «Ма Грифф».

Наверно, она поехала в Париж. Сидит сейчас в кафе с запотевшей рюмкой «перно» и стаканом воды, повязав шарфик на сумочку, как во французском «Вог». Может быть, она поехала с хозяином «БМВ», который носит золотые запонки и слушает джаз. Я часто представляла себе, как они танцуют в старомодной манере, едва передвигая ноги, и он касается щекой ее кудрявых волос. Так они и в Париже танцуют, наверное. Поздним вечером где-нибудь в подвальном джазовом клубе на Рив Гош, куда ходят только чернокожие парижане. Я представляла шампанское на столике, их закрытые глаза, неторопливые мысли — только о том, чтобы танец длился подольше.

После школы я сидела на крыльце, делая уроки и слушая, как Джастин и Кейтлин барахтаются в надувном бассейне, визжат и отнимают друг у друга игрушки. На асфальтовой крошке поблескивало солнце. Я ждала, я была готова к дождю, разложив чистые покрышки. В половине пятого у двери Оливии появился курьер и начал заполнять бланк доставки.

— Извините. — Я подошла к забору из цепей. — Оливия просила меня получить за нее посылку, — и улыбнулась, стараясь вызвать доверие. В конце концов, я ее соседка. — Она сказала, что будет в отъезде.

Курьер принес бланк, и я расписалась. Посылка оказалась небольшой коробкой с лейблом «Уильямс-Сонома». Было очень интересно, что там внутри, но любопытство меркло перед шансом подружиться с Оливией, увидеть, что прячется за закрытыми окнами этого дома.

Когда она вернулась, я сказала Марвел, что мне нужно доделать доклад вместе с одноклассницей, живущей неподалеку. Врать я никогда хорошо не умела. Мать говорила по этому поводу, что у меня отсутствует воображение. Я постаралась просить как можно короче и убедительней, и Марвел отпустила меня на час.

— В пять ты должна быть дома. У меня будут люди.

Она продавала косметику «Мэри Кей». Денег это приносило не много, но зато прибавляло ей значительности в собственных глазах.

Достав посылку из мешка с бельем, где она была спрятана, я взошла на крыльцо Оливии и позвонила. Ее фигура почти тотчас же появилась за дверью из пузырчатого стекла, точно такой же, как наша, только не бирюзовой, а желтой. Я почувствовала ее взгляд на себе, когда она смотрела в глазок. Надо выглядеть спокойной — просто соседка соседке оказывает услугу. Дверь открылась. Оливия была в длинном ситцевом платье на бретельках, волосы собраны в пучок на затылке, плечи цвета корицы — гладкие, как столбики у кровати.

— Это принес посыльный. — Я протянула ей сверток. Один зуб на расческе, всего один зуб! Она была совершенством.

Оливия улыбнулась, взяла посылку. Ногти у нее были короткие, с белой кромкой. Удивленно поблагодарила меня. Она явно понимала, что это уловка, что я просто хочу пробраться в ее жизнь. Я старалась рассмотреть комнату за ее спиной, но видно было только зеркало и лакированный столик. И тут она произнесла слова, которые я так давно мечтала услышать:

— Хочешь зайти? Я как раз приготовила чай. Было ли на свете место более изысканное, чем дом Оливии? Золотистые обои на стенах большой комнаты — высочайшего качества, плотные, как кора пробкового дерева. Там же стояла светло-коричневая тахта с бархатным покрывалом, резной спинкой и подушками леопардового окраса. Кожаное кресло, резная кушетка с полосатым верхом. Деревянный стол, под ним столики поменьше, на нем светло-зеленый горшок с кустом мелких белых орхидей. Как мотыльки. Комнату оживляла негромкая джазовая музыка, которую любил хозяин «БМВ», — труба, густые сложные переливы, полные суровой тоски. — Чья это музыка?

— Майлз Дэвис. «Семь шагов в небо». Семь шагов, подумала я, и всё?

Там, где в комнате Марвел была стеклянная раздвижная дверь, у Оливии было большое окно, выходящее на задний двор. Вместо кондиционера лениво ворочались потолочные вентиляторы. Попугай в позолоченной клетке оказался искусственным — в крошечном сомбреро, с сигарой, зажатой в клюве.

— Это Чарли, — сказала Оливия. — Осторожно, клюется.

Она улыбнулась. У нее был неправильный прикус, чуть-чуть выдающиеся вперед зубы. Легко было представить, как мужчинам хочется целовать ее.

Мы сидели на кушетке и пили холодный чай с медом и мятой. Сидя здесь, я не знала, как начать разговор. Было так много вопросов, и ни один я не могла вспомнить. Сбивала обстановка — куда ни посмотришь, везде что-то удивляло. Натюрморт с разрезанными гранатами, плети страстоцвета, его плоды. Корешки толстых книг об искусстве, о дизайне, коллекция стеклянных пресс-папье на кофейном столике. Все это было удивительно красиво, я никогда не видела комнаты, обставленной с таким вкусом, с такой расслабляющей роскошью. Моя мать лишь окинула бы пренебрежительным взглядом эти заставленные мелкими предметами поверхности, но три белых цветка в стеклянном бокале мне надоели. Для жизни нужно было гораздо больше.

— Ты давно здесь живешь? — спросила Оливия, водя по запотевшему стакану пальцем со свежим французским маникюром. У нее был слегка закругленный профиль с высоким покатым лбом.

— Недавно. Месяца два. — Я кивнула в сторону свертка. — Что они вам прислали?

Оливия подошла к бюро, взяла нож для резки бумаг и открыла посылку. Внутри оказались два керамических сердца.

— Это нагреватели хлеба. Греешь их на плите, потом кладешь в корзину, и булочки не остывают.

Я была разочарована. Мне казалось, в посылке должно было быть что-то таинственное, сексуальное. Нагреватели хлеба были слишком далеки от моих фантазий об Оливии Джонстоун.

Она села еще ближе ко мне, закинув руки на спинку кушетки. Мне было приятно и одновременно слегка не по себе. Казалось, Оливия точно знала, как на меня действует каждое ее движение. Я не могла оторвать глаз от ее кожи, гладкой, блестящей, как теплое полированное дерево, чудесно гармонировавшей с цветом обоев. Пахло «Ма Griffe».

— Куда вы ездили? — спросила я.

— Далеко, на восток. Нью-Йорк, Вашингтон, у моего друга там бизнес.

— Это тот, который на «БМВ»?

Оливия улыбнулась, сверкнув чуть выдающимися зубами. Вблизи они выглядели задорно и шаловливо, не так совершенно, как все остальное в ней, но это лишь прибавляло ей привлекательности.

— Нет, не на «БМВ». Этот по горло женат, ты его здесь не видела.

Я опасалась, что она будет обсуждать какие-нибудь нагреватели хлеба, но она говорила со мной о мужчинах, как о погоде! Ободренная, я пошла дальше:

— А вы не боитесь, что они могут столкнуться друг с другом?