Аарон - Вероника Мелан

А пока море, закат, волны. И необъятная, растянувшаяся до горизонта тоска.

У них могло бы быть все – ласковые касания, поцелуи, искрящаяся в воздухе и в сердцах радость. Смех, тихий шепот в ночи, трепетные звонки друг другу, слова «я тебя люблю».

Люблю. Люблю. Люблю.

Райне хотелось их повторять. Катать на языке, как десерт, который она никогда не пробовала – шептать их на ухо, произносить, улыбаясь, кричать об этом миру.

Люблю.

Закат и печаль.

Как сделать «не люблю»? Как найти переключатель и перестать грустить? Как перестать плакать? Как же это сделать – просто взять и отпустить?

«Море, забери его у меня. Ветер, помоги отпустить. Земля, помоги похоронить грусть. Кто-нибудь, заберите мою печаль. Пожалуйста, заберите – пусть станет легче. Пожалуйста, пусть станет легче».

Дул ветер. А тоска сидела внутри.

Легче не становилось.

* * *

Она ждала этого звонка и боялась его. Он означал – началось.

Когда доставала из кармана вибрирующий телефон, думала, что это снова по объявлению, пыталась вспомнить, точно ли убрала его с сайта, когда отвечала «алло», была почти уверена, что спросят: «Нужен ли вам стратег?».

Вместо этого спросили: «Мисс Полански?», и Райна тут же узнала низкий голос – он принадлежал одному из тех гостей, что приходили в гости с Аароном. Узнала и задрожала всем телом.

Скоро. Совсем скоро…

– Я слушаю.

– Путешествие распланировано. Будьте готовы, выезжаем завтра в шесть вечера. Подберите удобную одежду и обувь, возьмите все необходимое и сложите в рюкзак. Ничего лишнего. Остальное расскажем при встрече. Прибудем для инструктажа в пять.

И все. Вот так коротко и лаконично.

Добравшись с побережья домой, Райна первым делом вывернула всю одежду из шкафов и теперь сидела на полу перед кучей тряпья – колготками, чулками, штанами. Штанами легкими, теплыми, отделанными стразами, спортивными – какие взять? Конечно, спортивные. Костюм.

Ее мысли путались. Вместо того чтобы стать кристально ясными, они вдруг превратились в спутывающую сознание сахарную вату и застыли бритвенно-острым лабиринтом-решеткой, через который не пробраться, не поранившись.

Канн. Уже завтра вечером она увидит его снова. Будет сидеть рядом, возможно, говорить. Вдыхать его запах – даже если далеко, – будет чувствовать его. Как пережить? Ведь это все равно, что обрести вторую половину собственного сердца, которая ранее вынутая наружу, трепещет, рвется обратно внутрь, и ты смотришь на нее, а коснуться не смеешь. Сердце твое, а вернуть нельзя. Сплошная рана. Ей придется притворяться, что чувств нет. Ей постоянно придется прикидываться и пребывать рядом с ним с маской на лице. А иначе будет «униженкой».

Именно этот термин подходил ей больше всего – униженка. Женщина, страдающая по мужчине, не страдающему по ней. Ужасно.

Одежда так и продолжала лежать на полу, нетронутая; внутренности Райны крутило морскими узлами.

Какой странный момент – ей бы радоваться. Скоро уродств на теле не будет, скоро жизнь потечет иначе, а она сидит – пустая от оцепенения, – и не помнит ни на какой полке лежат спортивные костюмы, ни в каком шкафу стоит обувь.

Как смотреть ему в лицо, в глаза? Как не смотреть?

Как сделать вид, что ей все равно, а еще лучше это почувствовать? Как одеревенеть, если не навсегда, то хотя бы на следующие несколько дней?

Сидя на полу, Райна всерьез опасалась, что за время похода получит столько много новых невидимых шрамов, что уже не порадуется избавлению от старых.

И тогда, – Дора права, – ей придется стереть память.

Какая глупая жизнь.

Взгляд упал на лежащий поверх всей кучи чулок в сеточку. Чулок… она когда-нибудь носила его? Костюм… ей нужно найти костюм.

Разум, подобно старой развалюхе, из бака которой выкачали бензин, не заводился.

* * *

– Я распланировал, что смог, но смог я немногое, – сокрушался Канн, когда на запланированное собрание прибыли Декстер и Регносцирос. – Со «строительной площадкой» более-менее понятно: Портал перемещается – я выбрал наиболее короткую дистанцию, соответствующую временному промежутку его достижения, просмотрел ландшафт, – но что касается Магии, там я «пас».

– Там мы все «пас», – кивнул Регносцирос. – Там заправляет Майкл – он и проводит.

Ассасин кивнул.

– В Черном лесу тоже бесполезно что-либо простраивать, – продолжил стратег, – так как у меня никакой информации о распределении и перемещении врагов. Вся надежда на Бойда.

– Я говорил – авантюра.

Рен по обыкновению был немногословен.

– Авантюра или нет – справимся.

Аарон посмотрел на Баала:

– Как Джетта?

– Завтра будет у моего дома. Сначала заберу Рена, потом заеду сюда.

– Понял. Как оружие?

Сидевший в кресле Декстер оторвал взгляд от собственных сцепленных пальцев и ответил:

– Взял на нас по короткоствольной Тигуане, два МХ2 на каждого, полный комплект холодного оружия, гранаты. Все, что сможем унести без учета походного снаряжения.

– Ясно.

В прокуренном кабинете на какое-то время повисло молчание. Затем Канн посмотрел на друзей:

– Значит, готовы.

Два кивка были ему ответом.

* * *

Этим вечером он вышел покурить во двор. Почему? Может, чтобы посмотреть на звезды, а, может, потому что не хотел, чтобы Мила снова вставала ночью и проветривала кухню. Она, кажется, уже и не вставала – то ли привыкла, то ли не желала его раздражать. Она вообще стала покладистая – Милка-кормилка… Бутерброды, печенье, блюда в горшочках, мясо на шпажках – сколько раз, пока он прозябал в кабинете над картами, она ходила в магазин? Ведь не признавала готовой еды, все делала сама.

Мила.

Кажется, в последнее время он совсем не думал о ней. Не смотрел в ее сторону, не ласкал, слова доброго не говорил. А она молчала. Почти все время. И лишь после ухода друзей решила обронить фразу «будь осторожен, ладно?»

Осторожен? Да он всегда осторожен, иначе не выбрал бы эту профессию. Зачем сказала – заботилась? Или не верила, что он способен за себя постоять? Алеста, вон, знает, что Баал всех порубит на куски еще до того, как к нему кто-либо приблизится. А Рен так вообще – цели может не видеть, а сразит наповал. И Элли наверняка давно уже за своего суженного не беспокоилась.

Или беспокоилась?

Шут их разберет – баб. Ладно, осторожен он будет в любом случае.

Шелестела кронами деревьев ночь. Молчала, яснозвездная, повиснув над городом; тлела в пальцах сигарета.