Господин судебный пристав - Александр Чиненков

— Вот так возьмёшь и подаришь, ничего не потребуя взамен? — усомнился Бурматов.

— Взамен? — задумался Халилов и через мгновение ответил: — Нет, не потребую. Теперь уже с девки больше взять нечего, да и она больше в моей опеке не нуждается. А вот Кузьма… Пусть забирает её себе, мне не жалко.

Чувствуя неладное, Мавлюдов трусливо попятился к выходу. Сибагат Ибрагимович заметил это, нахмурил брови и погрозил Азату пальцем.

— Я ещё не отпускал тебя, щенок! Я не решил пока, что с тобой делать. — Он обвёл присутствующих тяжёлым взглядом. — И вам никому бежать не советую. Во дворе слуги… Они уже получили приказ не выпускать никого живым без моего разрешения!

— Ну уж нет, теперь позвольте не вам, а мне решать, как и что в этом доме делать, — дерзко заявил Бурматов. — Вообще-то я пришёл сюда не языком молоть попусту, а арестовать вас, Сибагат Ибрагимович!

Присутствующие изумлённо посмотрели на Митрофана, слова которого повергли всех в шок.

— А я уверен, что этого сделать ты не сможешь, Митрофанушка, — первым опомнился и высказался с ядовитой усмешкой Халилов. — Ты никто и не имеешь таких серьёзных полномочий, как Кузьма Малов.

— Как сказать, как сказать, Сибагат Ибрагимович, — возразил загадочно Бурматов. — Я пришёл за вами уже с ордером на арест и без вас не покину стен дома.

Халилов покачал головой.

— Со мной ли, без меня ли, но мой дом ты уже никогда не покинешь живым, Митрофанушка.

— Вы мне угрожаете? — ухмыльнулся Бурматов. — Понятное дело, вам больше ничего не остаётся.

— Нет, я не угрожаю, а говорю, как есть, — ухмыльнулся и Сибагат Ибрагимович. — Я ставлю тебя в известность об ожидающей участи, так что не взыщи и смирись, голубчик.

— Вижу, что наши пререкания ни к чему не приведут, — сказал Митрофан, доставая из кармана свисток и поднося его к губам. — Пора ставить точку в этом грязном деле, Сибагат Ибрагимович.

— А слуг? Моих слуг ты не боишься, Митрофанушка? Они ведь наготове и ждут, когда кто-нибудь из вас свой нос из дома высунет.

— Увы, но и слуг я не боюсь, — пожал плечами Бурматов. — Они уже арестованы и, наверное, выведены со двора конвойными.

Он поднёс к губам свисток и свистнул. В комнату вбежали двое полицейских и встали у порога. Взгляды присутствующих замерли на Бурматове — его решительные действия вызывали изумление и растерянность.

— Чёрт возьми, да кто ты такой, господин Бурматов?! — воскликнул Мавлюдов, холодея от страха. — Ты ведёшь себя так, как будто облачён какой-то властью!

— Вопрос запоздалый, но я на него отвечу, — вскинул голову Митрофан. — Я действительно промотал наследство отца за карточным столом, как и ты, Азат. Оказавшись на краю бездны, я вдруг понял, что мне осталось или пулю в лоб себе пустить, или в корне менять образ жизни.

— Видя тебя живым и здоровым, ты выбрал последнее? — уколол его насмешкой Мавлюдов.

— Да, я решил сохранить свою жизнь и изменить её в лучшую сторону, — согласился с ним Бурматов. — После долгих поисков, сомнений и ожиданий я нашёл-таки самый подходящий для меня способ для заработка.

— И какой же? — замер в ожидании Мавлюдов.

— Я поступил на службу в полицию и теперь занимаюсь расследованиями особо тяжких преступлений, — сразил всех наповал Митрофан.

У Малова и Мавлюдова вытянулись лица, а вот у Сибагата Ибрагимовича не дёрнулся ни один мускул на лице. Купец неожиданно вспомнил, что в вагоне-ресторане поезда слышал именно голос Бурматова, и понял, что пора действовать решительно и незамедлительно. Митрофан тем временем достал из кармана сюртука жетон сотрудника тайной полиции и продемонстрировал его присутствующим.

— Ещё вопросы есть, господа, относящиеся к моей личности? — спросил он.

— В отличие от Кузьмы Малова ты мздоимец, господин сыщик! — «упрекнул» его с едкой ухмылкой Сибагат Ибрагимович. — Ты не побрезговал взять у меня деньги за оказанные мне услуги.

Бурматов тут же достал из внутреннего кармана бумажный пакет и швырнул его на пол.

— К счастью, и я честен, как господин Малов, — сказал он серьёзно и веско. — А деньги я у вас взял, чтобы преждевременно не вызвать к себе подозрения.

— Из всего этого следует, что я арестован по-настоящему, господин сыщик? — подводя черту, спросил, вздыхая, Халилов.

— Без сомнений, Сибагат Ибрагимович, — кивнул утвердительно Бурматов. — У следствия к вам накопилось очень много вопросов, поверьте.

— Никогда не думал, что на старости лет попаду на каторгу, — усмехнулся Халилов. — Правду говорят, от тюрьмы и от сумы не зарекайся.

— Увы, но каторга для вас — что манна небесная, Сибагат Ибрагимович, — поправил его Бурматов. — Я склонен считать, что за все злодеяния, совершённые вами, вас и отца Азата приговорят к смертной казни!

— Вот даже как, меня повесят! — без тени страха в голосе воскликнул Халилов. — А впрочем, какая разница. Лучше умереть сразу, чем гнить заживо на Сахалине, откуда я уже никогда не выберусь.

Митрофан кивнул стоявшим у порога полицейским и обратился к Сибагату Ибрагимовичу:

— Ну что, пойдём, господин Халилов?

— Да, пожалуй, пора, — кивнул тот. — Вот только попрощаюсь с племянницей и её избранником. Вы позволите, господин сыщик?

— Пожалуйста, — пожимая плечами, согласился Бурматов. — Только если они не будут против.

Сибагат Ибрагимович медленно повернулся к Кузьме и Мадине:

— Ну, подойдите ко мне для благословения, дети!

Кузьма и девушка переглянулись и нехотя приблизились к нему. Малов поддерживал Мадину под руку и смотрел на Сибагата Ибрагимовича настороженно. Девушка смотрела на дядю со страхом и презрением.

Халилов окинул их неласковым взглядом:

— Что ж, прощайте, чада неразумные. Прощения просить не буду, знаю, что не простите вы меня. — Он перевёл взгляд на Кузьму. — Тебя я всё равно ненавижу, господин судебный пристав, но уважаю твою порядочность. Ты не мздоимец, а такие качества редки для чиновников. Сегодня ты держался с достоинством и честью. Я тебя поздравляю. А ещё я дарю тебе свою племянницу. Дрянная девка, избалованная, вся в покойных родителей, будь они прокляты.

— Ты их убил, грязная свинья, а теперь ещё проклинаешь? — прошептала Мадина с ненавистью.

Сибагат Ибрагимович довольно улыбнулся.

— Да, убил я их и об этом не жалею, — сказал он, улыбаясь ещё шире. — Я бы и тебя не вынес из огня, если бы не нуждался в деньгах. Аллах мудр и всемогущ, но почему-то он кому-то даёт всё, а кому-то приходится влачить жалкое существование. Вот они и продают шайтану свои души!

— Я не хочу с тобой разговаривать, убийца, — брезгливо поморщилась Мадина. — Аллах тебе судья, грязный сапожник.

Сибагат Ибрагимович сделал вид, что не услышал оскорблений, и продолжил: