Большая книга ужасов – 86 - Мария Некрасова

– Жираф. И ананасы. Они правда такие же красивые, как в книжках рисуют? Вот обезьяну я в кино видел – совсем не то: страшна, с серой кожей и не улыбается.

Отец засмеялся и включил фару. Молоко дороги и пурги стало чуть желтоватым.

– Вот пурга так пурга! Доедем, а, Колька?

Я, конечно, понимал, что если шоссе занесёт снегом быстрее, чем мы будем дома, мы просто застрянем. А всё равно не верилось, что это возможно: всю жизнь езжу с отцом к тёте Гале, летом и зимой, и даже грязнющей осенью, когда не проехать, и ни разу не застревали! Было даже немного интересно, как это вообще – застрять! Но я помалкивал, не дурак: отец и так на нервах, если я ещё добавлю… И чего нервничать! Красиво, тепло, новая клюшка и грузинский чай с конфетами! Как можно быть таким нервным, когда у тебя грузинский чай с конфетами!

* * *

На дорогу бросилась огромная чёрная тень, отец затормозил, развернулся и всё равно чуть не полетел через руль. Я испугаться не успел, как в нос мне ударил жёсткий борт коляски и странно хрустнул шлем. Я стащил его, и тут же на брезент капнула огромная красная капля, разлилась замысловатым пятном. Вторая и третья дополнили его, и вот уже в гамаке брезента плескалась маленькая лужица. Я зашарил в карманах, пытаясь найти платок.

– Что, жить надоело?! – Отец тоже снял шлем – наверное, чтобы громче орать.

Из пурги выступили три фигуры: одна встала перед мотоциклом, две другие по бокам. Синие ватники, странно грязные в этой белоснежной чистоте, поднятые воротники и ушанки, закрывающие половину лица. Наверное, где-то там были глаза, но я их не видел даже у того, который встал около меня.

– Я говорю: жить надоело?! – орал отец. – Ты понимаешь, что пурга, ни черта не видно, я мог тебя переехать и не заметить – куда под колёса-то?! – Он орал оглушительно, я понимал, что не на меня, а всё равно неуютно. Хочу домой.

– Я не хочу в тюрьму из-за одного идиота – понимаешь, нет?!

– Слезай. – Это сказал тот, что стоял возле отца. У него был старый и очень странный голос. Как будто его держат за горло.

– Что?

– Не понял? Слезай, тебе говорят!

Я даже испугаться не успел, как тот, что стоял рядом со мной, взял меня за шкирку, другой рукой под коленки и вывалил на дорогу. На пол коляски бесшумно соскользнул мешок с конфетами и звонко брякнулась жестянка с чаем. Клюшку я как держал, так и продолжал держать уже лёжа на заснеженной дороге.

Стало неожиданно легко: ах да, разбитый нос, ему-то хорошо в холоде. Я зачерпнул рукавицей снега и умылся…

– Да вы что?! – взвыл отец, а когда я поднял голову, на мотоцикле уже никого не было.

В следующую секунду мотоцикл оседлали двое, у меня перед носом мелькнул грязный сапог третьего (он забрался в коляску), мотоцикл взревел…

– КУДА?! – Отец. Он был со мной. Он лежал на дороге, просто я его не видел из-за мотоцикла. А мотоцикл уехал.

Впереди в дорожной пурге ещё блестели задние фонари нашего мотоцикла. Отец орал ему вслед странное «Куда?!», как будто это важно, и только тогда я сообразил: нас ограбили! Я думал, такое только в кино бывает: бандит тормозит машину, выбрасывает водителя, садится и угоняет…

– Пап, надо милицию позвать!

Отец повернулся ко мне. Из носа у него тоже капало, но он, казалось, не замечал. Бровь была словно рассечена чем-то острым, лицо красное…

– Цел?

Я кивнул:

– Только нос разбил. Нам теперь надо в милицию.

Отец рассеянно посмотрел вслед угнанному мотоциклу. Огоньков уже не было видно, только пурга впереди.

– Где ж ты милицию-то тут видишь, а? Домой доберёмся – скажем участковому. Или от Светланы в городскую позвоним.

Я сидел на заснеженной дороге, тёр снегом разбитый нос:

– Как? Как мы туда доберёмся?

– Да не бойся, тут недалеко. А может, кто и подбросит. Глаза боятся – ноги идут. Вставай, замёрзнешь! – Он перешёл на левую сторону, чтобы идти навстречу движению, и махнул мне.

Я наконец-то встал – ничего, ногу не подвернул, нос для ходьбы не нужен, и подбежал к нему. Он дождался, развернулся и пошёл вперёд угрюмой серой горой. Я, конечно, ужасно расстроился, но у меня осталась хотя бы клюшка!

– Ругнись, если хочешь, – говорю. – Я уши заткну.

– Пальцы отморозишь. Да толку-то ругаться! Небось не вернутся, чтобы ответить, даже если докричусь до них.

– Милиция их найдёт!

– Найдёт. Тебе вот чего больше жалко: конфет или мотоцикла?

Вопрос был глупый, но я не стал обижаться:

– Конечно мотоцикла!

– Вот и мне. Новый вряд ли купим.

– Я когда вырасту…

– О, у тебя целая машина будет!

– «Москвич»?

– Может, и «Москвич». А может, и целый ЗИМ.

Я, конечно, знаю, что такое ЗИМ, у отца в журнале видел, но тогда мне подумалось, что его наверняка конструировали зимой или для зимы. Дорогу здорово замело: валенки ещё не увязали в снегу, но всё равно идти было тяжеловато. Вот сейчас бы до дому на ЗИМе по зиме! И чаю с конфетами, которых тоже жалко.

Я догнал отца, чтобы идти с ним рядом, но он оттеснил меня за спину:

– В лицо дует, спрячься.

Пришлось подчиниться. Снег весело хрустел у нас под валенками, я шёл и гадал: через сколько часов дорогу заметёт так, что мы не пролезем по сугробам и застрянем? И в какой точке пути мы будем в этот момент? Хотя это, конечно, глупость: человек не машина, он везде пролезет. К тому же я отлично знаю этот маршрут, я выучил его наизусть из отцовского мотоцикла: за полем будет опять перелесок, за ним кладбище, за кладбищем – уже поворот на нашу деревню. Недалеко, если на мотоцикле. Правда, пешком я здесь не ходил.

Весёлые снежинки всё равно летели в лицо, как-то огибая отцовскую спину, глаза приходилось прикрывать. Я видел впереди только чёрное пятно отцовского тулупа и пятно поменьше над ним – шапка. Хотелось спросить, сколько километров до дома, и вообще хотелось домой. Но я помалкивал, чтобы его не расстраивать. Если мы идём со скоростью пять километров в час… Нет, всё-таки три, мы не быстро шли. Но сколько всего осталось? Во сколько часов пешего пути превратились несколько минут на мотоцикле?

Где-то впереди трещали ветки, но деревьев было ещё не видно в этой пурге. Но если ветки трещат – значит, лес уже недалеко.

– Сильно испугался?

– Нет, – говорю. По правде, я просто не успел: слишком быстро всё произошло.

– И я нет. Сколько ж вокруг козлов, а, Колька? Ничего, они своё получат. Идём.

– А сколько нам километров идти? – я всё-таки спросил.

– Десять, может чуть больше. Да не бойся, засветло дойдём. А может, и подберёт кто, чем чёрт не шутит. Знаешь, не повезло в одном – повезёт в другом. Например, с попуткой повезёт на нашей безлюдной трассе. Веселей! – Он крякнул, как будто пытался засмеяться, но не получилось.