История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны д`Арк - Жорж Дюби

Реформаторам представлялось возмутительным и то, что священники, освобожденные таким образом от плотского, возводятся в духовный сан нечистыми руками — руками мирских владык, которые должны продолжать свой род, законно занимаясь плотской любовью. Важно было лишить этих государей права избирать епископов, от которых зависело все, ибо епископ как бы духовно порождал свое духовенство. Это второе требование непосредственно затрагивало область политического. Инициаторы реформы намеревались превратить Церковь в настоящее государство, обладающее властью авторитетом и свободой, то есть в институт, стоящий выше всех остальных и полностью самостоятельный. А это предполагало, что духовенство должно пополнять себя само. Однако государи, продолжая следовать каролингским традициям, назначали епископов. Лучшие из государей выбирали их из своей родни. Когда взошел на трон Вильгельм Завоеватель, архиепископ Руанский являлся его дядей, епископы Лизьё, Авранша — его кузенами, его брат должен был вскоре стать епископом Байё. В то же время Вильгельм сохранял верность союзу с папством. Episcopatus — епископская власть и приношения мирян, позволявшие ее отправлять, большей частью составляли, как в Марселе, неотъемлемое семейное достояние. Разумеется, никакой передачи денежных средств не было, если глава дома ставил на епископскую кафедру кого-либо из своих сыновей или племянников. Однако можно было говорить о денежной сделке, симонии, ибо все родственники по мужской линии сообща владели благами, которые давало епископство, в их распоряжение поступала звонкая монета, получаемая за свершение таинств. Симония проявлялась более очевидно в тех случаях, когда материнскую церковь вместе с правами на юрисдикцию, усиленными благодаря учреждениям мира Божия, государь доверял лицу, доходы которого проистекали из другого дома. К этому присовокуплялись — внутри сите и за городскими стенами — башни с рыцарскими гарнизонами и с крупными сеньориями вокруг. Передача столь значительной доли властной силы представлялась «благодеянием». Ничто ее не отличало от передачи в пользование «чести». Облагодетельствованный чувствовал себя обязанным «любить» господина, проявившего щедрость, служить ему. Получивший благодеяние как бы отчуждал себя. Ему прежде всего следовало сделать ответный дар. Таков был обычай. Поэтому в условиях возрождения торговли то, что фактически вытекало из церемониала дружбы, принимало вид торговой сделки. Чтобы внести большую ясность в проблему, я вновь обращусь к конкретному случаю. Случаю необыкновенному, как и все те, о которых повествуют наши источники, столь немногочисленные в ту эпоху. Но текущую практику легче разглядеть, если рассматривать события, выходящие за рамки обыденного. Речь здесь пойдет об архиепископстве Нарбонны.

В Нарбонне, обширном сите, основанном римлянами, в середине XI века еще сохранялась значительная часть античных сооружений, в частности городские стены. В базилике, возведенной на могиле местного святого — Павла, существовала самостоятельная духовная коллегия. Она имела собственную сеньорию, свой бург, заселенный церковными служителями и теми, кто жил за счет паломников. В кафедральном соборе имел свою резиденцию и вершил суд архиепископ. По крайней мере в течение уже сотни лет город оживляло его близкое соседство с морем и с границей мусульманской Испании. Через Нарбонну пролегала Домицианова дорога, горожане получали выгоду от движения по ней, а также от добычи соли. Наряду с вином соль являлась единственным тяжеловесным продовольственным товаром, который тогда перевозили на дальние расстояния. В XI веке Карл Лысый уступил архиепископам права на половину доходов, получаемых графом в качестве дорожной пошлины, сборов с кораблей, с добываемой соли. Прелаты также эксплуатировали довольно многочисленную еврейскую общину, несомненно крупнейшую в Галлии, собравшую весьма искусных ремесленников, первостатейных ученых мужей, умелых и очень богатых торговцев. Они дорого платили тем, кто обеспечивал им хотя бы частичную безопасность. Доходы от всех этих исключительных прав не переставали возрастать. В начале века вблизи собора выросли еще три бурга. Один носил показательное название — «новогород». Бурги развивались, будучи отделенными друг от друга. Каждое из трех скоплений домишек окружали рвы, а в старых римских стенах стояли лагерем воины. Все это держал в руках архиепископ, но не один. Свидетельство, которое я привожу, принадлежит его главному конкуренту — виконту. Как и Гуго из Люзиньяна, он приказал составить этот документ домашнему клирику — для защиты своих прав перед церковными судьями, которые требовали письменных доказательств. Претензии виконта к архиепископу были изложены на Великом соборе, состоявшемся в 1059 году под председательством архиепископа Арльского, Раймбауда де Рейана. Как и его собрат в Нарбонне, этот духовный владыка жил в тени императорских дворцов былых времен, владел солью, был сеньором рыцарей.

«Я, Беранже, виконт сите Нарбонны, гласно обращаюсь с жалобой против моего митрополита, вашего собрата, к святому собранию викариев Господа, легатов верховного римского папы, который является наместником Святого Петра, первого среди апостолов, [к собранию] архиепископов и епископов, выступающих от его имени, и аббатов… приверженных католической вере… с тем чтобы моя жалоба была выслушана, рассмотрена и решена». Таким образом, Рим присутствует в Арле, и не только как память о его легионерах, но и в лице самого епископа Римского, который только что взял в свои руки реформу, решил проводить ее самолично или с помощью своих специальных посланников — легатов. Операцию он начал с той части христианского мира, где почва для реформирования была наиболее благоприятной, — с юга Галлии. Шестью годами ранее один из таких легатов — монах Гильдебранд, будущий папа Григорий VII, был вдохновителем решений подобного собрания — собора в Эмбрене, и этот собор сместил епископа, виновного в симонии. Оздоровление продолжалось. Тот факт, что вошедший в конфликт с прелатом светский государь вынужден был жаловаться архиепископальному Синоду, в составе которого не было ни одного другого светского лица и где доминировала римская власть, ясно указывает на переход imperium а в другие руки. Державная мощь принадлежит ныне церковным владыкам; принципы и учреждения мира Божия победили, а церковная реформа позволила полнее реализовать эти принципы, отодвинув в сторону светских держателей власти.

В своем прошении Беранже сначала описывает ту картину, которую представляло собой archiepiscopatus — архиепископство. То было, по его словам, прекраснейшее владение, «одно из наилучших» в южной Галлии. Заметим, что в связи с этим виконт называет имя Карла Великого. Его хорошо помнили в древней Септимании, король франков не забыт в готском краю.

Документ разумно начинается с описания того, что составляет основу архиепископской мощи, — прекрасных поместий и особенно замков. На этом земельном богатстве держится кафедральный собор. Когда-то он был «наполнен книгами, украшен алтарями, ковчегами, золотыми крестами, блистал золотыми венцами, драгоценными каменьями». Собор сиял, как он должен сиять, предвосхищая Иерусалим небесный. Наконец, добрые прелаты отправляли богослужения, следуя небесным предначертаниям; замки и домены не передавались мирянам, а непосредственно управлялись служителями Господа; коллегия каноников совершала в назначенные часы публичные молебны. И вот этот прекрасный, столь отлаженный механизм оказался ныне испорченным из-за небрежения нынешнего архиепископа, и именно поэтому Беранже обращается с иском; как рачительный государь он желает, чтобы в его сите служение Господу было таким, каким ему подобает быть.