Волчья звезда - Мария Галина

… К этому времени Улисс уже расправился с часовым. Он встал, пошатываясь — видно тот его все-таки здорово потрепал. Тело осталось неподвижно лежать на земле.

— Паршиво… — сказал он. — Пришлось его убить. Иначе бы с ним никак не справиться… Не думал, что кто-нибудь способен так драться…

Я сказала:

— Все равно ты долго возился. Я уж думала, придется помочь.

— Все потому, что я пытался его вырубить. Не смог.

— Ну и ладно, — успокоила я его, — пошли. Нужно торопиться — может, они подают какие-то сигналы время от времени…

Улисс огляделся.

— Нужно связать их чем-то, пока они не подняли тревогу.

Я сказала:

— Уже не нужно.

Он вытаращился на меня, в голосе его звучал ужас.

— Ты что?

— Они убили всех наших. А я убила их.

— Беспомощных?

— Не будь они беспомощны, так бы они меня к себе и подпустили бы!

Он вздохнул. Казалось, он не может заставить себя заговорить со мной. Потом все-таки сказал:

— Ладно, теперь уж ничего не поделаешь. Пошли. Только не делай ничего без моего разрешения.

Если я буду ждать его разрешения, мы недалеко уйдем, подумала я. Но спорить с ним не стала — что толку время тратить? А потому только спросила:

— Большой шатер видишь? Вон там, рядом с коновязью?

Шатер стоял чуть на отшибе, пламя костров едва освещало его. За ним громоздились телеги, образующие передвижной заслон вокруг лагеря, а еще дальше мягко серебрилась водная гладь.

Он сказал:

— Да.

— Он говорил, она там, твоя Диана. Пошли, что ли?

И мы, пригнувшись, стали спускаться с холма.

* * *

Стояла глубокая ночь, но лагерь был наполнен голосами — у костров раздавался смех и мерный грохот кожаных барабанов кочевников. В дыму сновали гибкие тени. Но все это творилось в окруженном палатками сердце лагеря — окраины его терялись во мгле. Коновязь была пуста — большая часть лошадей паслись на выгоне под охраной пастухов и собак, лишь пара жеребых кобыл тихонько фыркала, уткнувшись носом в кормушки. За коновязью темной громадой высился женский шатер, там, внутри, горела масляная плошка, и свет пробивался сквозь щели полога.

Мы легли в траву за коновязью и какое-то время наблюдали за входом — но полог оставался на месте; из шатра никто не выходил.

Я обернулась к Улиссу:

— Что ты предлагаешь? Он нерешительно ответил:

— Не знаю. Я надеялся, что она выйдет. Может… позвать ее?

— Этого еще не хватало!

Я поняла, что никакого толкового плана у него не было. Мы влезли в лагерь кочевых, рассчитывая только на удачу — глупее не придумаешь. Но отступать было поздно, да, в общем-то, и незачем.

Я сказала:

— Подожди здесь. Я попробую пробраться в шатер. Там все новенькие, и, если к ним даже и поставили старшую, она не успела всех запомнить.

Сперва он вроде как обрадовался, но потом, похоже, ему стало стыдно. Он нерешительно сказал:

— Но это же опасно. Я пожала плечами.

— Какая разница? Ты что, так и не понял? Мне же все равно не жить — куда я без своего племени… А так, по крайней мере, удастся им отомстить — хоть как-то…

На самом деле месть выглядела какой-то несерьезной — подумаешь, бабу украли!

— Это не так! — пробормотал он. — Ты…

Я сказала:

— Ладно. Потом.

И, пригнувшись, скользнула в траву.

У коновязи стояла бадья с водой — я ее подняла и уже открыто двинулась к шатру. Я рассчитывала на то, что, если скрывающийся, крадущийся человек и вызовет подозрение, то никто не обратит внимания на рабыню-малолетку, которая, надрываясь, тащит бадью чуть не больше ее самой. Меня вполне могли погнать за водой из того же женского шатра — дело-то обычное.

Я оказалась права — никто меня по дороге не остановил. Я откинула полог; в шатре было полутемно, женщины шептались и всхлипывали, но меньше, чем я ожидала — многие попали сюда из самых разных Домов и были незнакомы друг с другом. Понятное дело, связывать их никто не стал — они находились в шатре свободно; уйти им все равно было некуда.

Все они были молодые, одна лишь старуха, дремавшая в углу, явно была из кочевых; видимо, ей полагалось присматривать за пленницами, но она тоже здраво рассудила, что бежать им некуда.

Плошка горела неподалеку от входа — задняя стенка шатра терялась в темноте, но взять фонарь и осмотреть пленниц я не могла — такое своеволие наверняка вызвало бы справедливые подозрения. Потому я оглядела тех, что поблизости — молодые женские лица, возбужденные и испуганные, но ни одного знакомого. Дианы среди них не было.

Тут я услышала, как кто-то тихонько меня окликнул:

— Выпь!

На всякий случай, я придвинулась ближе к выходу, вглядываясь в полумрак.

Но это была не Диана; в полутьме я разглядела незамужнюю молодую женщину из нашего Дома. Ее, кажется, звали Иволга — знала я ее не слишком хорошо, потому что с тех пор, как меня определили к Хранителю, на женских посиделках я почти и не бывала.

Она спросила, впрочем, без особого любопытства:

— Что ты тут делаешь?

Ее, похоже, устроил бы любой ответ, и потому она не удивилась, когда я сказала, что пошла за кочевыми. Она только лениво поинтересовалась:

— Думаешь прибиться к ним? На что ты тут нужна?

Сама она была здоровая, красивая и вполне могла надеяться на то, что кто-то из кочевников заберет ее в свой шатер. Но, поскольку соперницы во мне она не видела, голос ее звучал вполне миролюбиво.

Я сказала:

— Может, воду носить?

— У них тут есть кому воду носить, — отрезала она. Но, сжалившись над моим несчастным видом, сказала:

— Может, я замолвлю утром за тебя словечко. До утра было еще далеко, и я спросила:

— А что с остальными? Ты не видела Хранителя?

Она сказала:

— Видела. Его протащили за лошадью. Потом веревки обрезали, но он уже не шевелился.

И пояснила:

— Он ведь был уже очень старый.

Кочевые забирают к себе только тех, кто на что-то еще годен, потому я не удивилась. По крайней мере он погиб от рук чужаков, а не людей из своего Дома.

Ей, похоже, все-таки было здесь не очень уютно, потому что она продолжала — видно, хотелось поговорить с кем-то знакомым:

— Звездных тоже порезали, знаешь?

Я сказала:

— Да.