Другие правила - Валерий Большаков

Когда Габа услышал сухой звенящий вой и увидел пульсирующую прозрачную колонну энерговода, где текло голубое пламя, ему стало нехорошо. Воображение с готовностью, ярко и красочно, представило видение обгорелых останков в обрывках скафандров…

— Что делать будем? — спросил он у спутников.

— Надо, чтобы робот сюда напрыгнул, — Толя показал на энерговод, — и закоротил!

— Щас! — Сергей метнулся к компьютерному пункту энергомодуля. Там все было заставлено пультами, панелями приборов и контроль-комбайнов; одна наклонная консоль даже на потолок краем залезала. Над главным пультом висел экран, расчерченный координатной сеткой. Докручивая красивую кохлеоиду на карте северной полярной шапки, медленно ползла яркая белая точка. Она уже почти касалась прориси Северного каньона. В наступившем молчании тяжким камнем упало:

— Осталось шесть минут.

1

Марс, база «Северный полюс»

Северный каньон был не узок и не широк — километров на десять раздвигал он крутые слоистые стены ледников. Километровой высоты ледяные кручи спадали в долину многочисленными уступами, этакой колоссальной лестницей, где, словно ступеньки, чередовались темные и светлые слои мощностью под тридцать метров каждый.

Каменистое дно было припорошено снегом, кое-где выглядывали черные валуны с наметенными сугробами. Тревожно завывал ветер, сметая со склонов вытаивающую пыль, наверху с бешеной скоростью скользили черные пятнистые тучи. Сизый налет от них ложился на белые купола базы «Северный полюс», на павильоны обсерватории, на полукруглые бока склада, похожего на прикопанную бочку.

Жилин чихнул, от чего стекло запотело и пришлось включать стеклоочистители. «Я ж на Марсе!» — окатило Глеба. Как-то даже не верилось, что он топчет грунт чужой планеты. Навстречу змеились, шарахаясь широкими разливами, струи сухого, колючего снега; из грязных сугробов выжимались мутно-белые льдины… Капитану тотчас пришла на ум станция «Мирный» времен войны в Антарктике — голубоватые айсберги, черно-белые пингвины-адельки, красные купола на сваях и серая громада авианосца-универсала, разгребающая шугу. Не лезли в голову марсианские пустыни, хоть убей. Где они, эти петые-перепетые оранжевые пески? Где синяя трава и розоватое небо? Глеб запрокинул голову. Потемки сгущались.

Черные извивающиеся тучи покрыли все небо, ветер крепчал, злобно швыряясь снежной крупкой, хлеща пылью, крутя поземку по твердому насту. Слева, на гребне ледяной кручи, дрогнули снежные наросты. Затуманились, струясь и вспухая, и вот пошла, заклубилась лавина. Из ее облака рвались дымящиеся снежные выбросы и тут же сминались, вихрясь и опадая в текучей круговерти. Обвал всей своей массой ударил о дно каньона, и забурлила, заискрилась вокруг снежная пыль.

«А чего я стою?!» — опомнился Жилин. Ругая и подгоняя себя, Глеб пошире открыл круглый пассажирский сегментик, потом пролез в трюм и распахнул квадратный люк грузового отсека. Звякнул, откидываясь, блестящий трап.

— Заметили! — толкнулся в наушники Гиринский басок. — Вон бегут уже…

Жилин обернулся. От куполов бежали люди в скафандрах. Оскальзываясь и спотыкаясь, проваливаясь по пояс в сугробы, они размахивали руками и вопияли, но слуховое устройство не улавливало смысла выкриков. Было что-то недостойное в этой беготне, в этой потере себя, что-то постыдное, одновременно и жалкое, и страшное. Вот один из бегущих упал, зарывшись в снег, схватился за кого-то, повалил…

— Стоять! — крикнул Глеб. Грубый окрик не подействовал. Тогда Жилин передернул на ремне увесистый лучемет и положил палец на вогнутую кнопку. Щелчком сбросил предохранитель. Нажал. Гремящий оранжевый заряд ударил в ледяную скалу, обросшую сосульками, и разнес ее на мелкие кусочки. Ледяное крошево набухло искристым шаром и опало, рассыпчато шелестя и цокая.

— Стоять, — холодно повторил Жилин.

Люди в легких скафандрах и спецкостюмах, запыхавшиеся, вываленные в снегу, распаренные, дотрусили до наблюдательной площадки обсерватории, с которой двигатели бота сдули весь снег, и неуверенно остановились, сбились в кучу у метеобудки. За прозрачными забралами шлемов лиц было не разобрать, но голоса выдавали тяжкий, выматывающий, все заглушающий страх:

— Чего тут стоять?! Мотать надо отсюда!

— И так целый час прождали!

— На одних нервах!

— Всю душу вымотали!

— Блядский этот Марс!

Они говорили, торопливо забирая на самые верхи, давя в себе стыдливую досаду, и уже слышался чей-то плач, и проскальзывали истерические нотки.

— Первыми полетят женщины и дети! — резко сказал Жилин. — Это посадочный бот, а не лайнер — все равно все не поместимся!

Он добавлял и добавлял металла в голос, по опыту зная, как действует властная интонация, как подчиняет она угнетенное сознание.

— Так что ж нам, — завопил кто-то возмущенным фальцетом, — так и подыхать здесь?!

Одна из мам, гладя по шлему свое чадо в детском скафандре, сказала робко:

— Может, мы как-нибудь подвинемся… Приткнемся где-нибудь… Они же не виноваты!

И мучительный стыд за свою избранность прозвучал в этом выкрике, и страх потери, и неуклюжее оправдание, и мольба…

— Слушайте, — сказал Жилин проникновенно, — может, хватит об этом? У нас осталось пятнадцать минут! Женщины пусть грузятся, а вы идите, заводите танки! Отъедем к югу, там и переждем. Макс! Принимай пассажирок!

— Ага! — Максим грузно сбежал по прогнувшемуся трапу. — Давайте, давайте, девоньки, — бархатисто заговорил он. — Пошустрее, пошустрее! Кто с дитем — сюда, в пассажирский, а вам туда, в грузовой! Не давитесь, все влезете! Да, там где-то матрасы должны быть надувные. Постелите их, а то жестко…

— Чует моя душа, — заохал кто-то, — не успеем!

— А ты не каркай! — рявкнул Гирин. — Накаркаешь еще! Чего ты зря людей пугаешь?! А ну, живо на борт! И вы тоже! Что встали?!

«Порядок!» — подумал Жилин. Не особо обходительно, но доходчиво. Ох, еще ж и станция… Глеб повесил лучемет на плечо и понесся к станции. Хм… Это только так говорится — «понесся». «Неслось» тяжело, как во сне. Наст то и дело проламывался, ноги проваливались по колено и выше. Жилин взопрел, пока добрался до куполов. Отдышался уже в тамбуре, пользуясь тем, что двери шлюзов открывались строго по очереди.

Внутри база «Северный полюс» напоминала тонущий корабль. По кольцевому коридору метался человек в мешковатом спецкостюме, таская с собой тяжелый бур-мобиль. Человек катался от двери к двери и орал сочным баритоном: «Инка! Ты где?!» Столкнувшись с Жилиным, он крикнул: «Инку не видели?!» Пробежала перепуганная женщина, таща в одной руке охапку шуршащих автоном-комплектов, а в другой — два серебристых шлема. «Люсик! — кричала она на бегу. — Люсик!..» На стеклянном пузыре индикатора герметичности висела стенгазета. Вверху на ней было коряво начертано: «Полярное обозрение, №5». Рядышком с пятеркой приплясывал смешной человечек в скафандре, но босиком. Хватало карикатур (рисовались они для своих — постороннему юмор станционных коллизий не давался). Стилом, от руки, были настрочены ехидные вирши и перлы типа «Доколе астрофизики будут терроризировать Мурзика?!» Веселый народ гляциологи…