Преступление и наказание в России раннего Нового времени - Нэнси Шилдс Коллман

Подобные трудности местного управления в Англии, Франции и Германских землях находили свои параллели в России. В этой главе мы рассмотрим взаимодействия локальных сообществ с судебными чиновниками на ранних этапах ведения уголовного дела: составления челобитных, проведения арестов и содержания обвиняемых под стражей.

Как и в Европе раннего Нового времени, уголовные дела в Московском царстве возбуждались по инициативе потерпевшей стороны, редко самим государством. Один иностранный наблюдатель около 1671 года утверждал, что «если случится убийство, а никто не преследует убийцу, то законы молчат». В случае преступлений губной компетенции дело начиналось, если были должным образом предъявлены доказательства; после этого за расследование брался суд. В случае с тягчайшими преступлениями дела могли возбуждаться самим государством, активно боровшимся с участниками народных движений, раскольниками и т. п. Но и по этим преступлениям следствие могло начаться с частного обвинения, в ходе которого ответчик имел право выступить против обвинителя-изветчика, поскольку суд не всегда располагал необходимыми уликами и доказательствами колдовства или заговора. Как только поданное заявление давало ход делу, воеводские и выбранные от местного населения чиновники приступали к проведению расследования. В ту эпоху еще не существовало официальных органов предварительного следствия[189].

Убийство было преступлением, при расследовании которого легче всего было заручиться поддержкой населения. Согласно изложению В.Н. Глазьева, в Воронеже мертвые тела привозили к местной церкви, и окрестные жители собирались для их осмотра, ожидая прибытия властей. В рассмотренных нами судебных делах мы встречаем различный процессуальный порядок: иногда тело оставалось на месте преступления (как на Белоозере в 1688 году), а в других случаях его могли перемещать. В 1683 году останки доставили с места преступления в соседнюю деревню, в 1699 году покойника привезли в его дом, а в 1714 году тело было взято «за сторожу» (под охрану) в местном монастыре[190].

В случае серьезного преступления местные выборные чиновники – сотские, пятидесятские и десятские – часто брали инициативу в свои руки. В 1657 году деревенский сотник и десятский начали расследование по жалобе крестьянина об избиении его брата до смерти соседом. Они хотели дать подозреваемого на поруки, но тот отказался иметь с ними дело. Воевода попытался помочь выборным, трижды отправив конвой для ареста, но безуспешно. В 1688 году на Белоозере деревенский пятидесятник взял на себя доставку крестьянина «в губную избу перед стольника и воеводу перед Василья Ивановича Корачарова». Крестьянин обвинялся в убийстве другого крестьянина во время варки пива к грядущему празднику Николы Чудотворца. Пятидесятник уже осмотрел мертвое тело при очевидцах, а церковный дьячок составил соответствующую запись[191].

Но обычно расследованием уголовных дел руководили воеводы или губные старосты. Подготовка к суду требовала людских ресурсов: трупы и нанесенные увечья следовало освидетельствовать, арестовать подозреваемых и доставить свидетелей. В московских приказах судьи располагали вооруженными отрядами для проведения арестов и обеспечения суда. В сельской местности губные старосты и воеводы привлекали весь доступный персонал и выборных. Иногда было достаточно служащих губной избы. Например, в 1643 году губной староста Устюжны Железнопольской отправил целовальника для осмотра тела. В 1683 году губной староста того же уезда отрядил своего дьячка вместе с воеводским приставом для того, чтобы арестовать человека. В 1670 году белозерский губной староста послал целовальника освидетельствовать раненую женщину и опросить свидетелей; жертва опознала в преступниках банду грабителей. Иногда воеводы использовали и своих подчиненных, и персонал губной избы. Например, в 1687 году воевода на Белоозере отправил губного целовальника арестовать подозреваемого в убийстве, а его преемник в 1692 году приказал губным дьячкам задержать подозреваемого в убийстве и обследовать тело, а во второй раз направил трех площадных подьячих для ареста того же человека[192].

Площадные подьячие обладали навыками, для того чтобы записывать показания и составлять поручные записи и отписки по результатам подобных поручений[193]. Воеводы нередко посылали своих приставов, рассыльщиков, пушкарей, стрельцов и слуг из местных монастырей[194]. В 1679 году, например, белозерский воевода отправил стрельца в деревню, чтобы он вместе с сотским осмотрел женщину, избитую мужем, и арестовал подозреваемого. Согласно показаниям, женщина уже не раз жаловалась на насилие мужа сотскому, который всегда приказывал ей остаться с мужем. В 1673 году воевода велел служке местного монастыря и десятскому из близлежащего села арестовать подозреваемого и обследовать тело. Они сообщали, что подозреваемый «без ног, ходить не может, и вести-де ево было… нельзе»[195].