Преступление и наказание в России раннего Нового времени - Нэнси Шилдс Коллман

Воеводы и губные старосты привлекали столь разных по статусу и занятиям людей к исполнению служб потому, что испытывали дефицит в людских ресурсах. Скажем, в одном случае в 1662 году, когда белозерскому губному старосте приказали прислать в столицу четырех обвиняемых вместе с судебным делом, он писал: «А губных целовальников и приставов послать было за ними неково, только на Белоозере губных целовальников два человека… у тюрьмы беспрестанно день и ночь; а приставы в сьезжей избе немногие люди, и те в розсылке в Белозерском уезде для ради твоих, великого государя, дел по твоим, великого государя, указным грамотам». В итоге он отправил дела и обвиняемых вместе с белозерскими кирпичниками[196].

Другие аспекты уголовных дел требовали участия местного сообщества. Когда воеводы отправляли кого-либо на осмотр тела или арест, они наказывали чиновникам найти свидетелей, как сказано в деле 1596 года, из «тутошних и сторонних попов и дьяконов, и старост, и целовальников, и крестьян лучших» ближайшей деревни. В одном деле 1683 года, где подозреваемым был дворянин, наказ предписывал приставам и площадному подьячему собрать понятых: «Розных волостей соцких, и пятидесяцких, и десяцких, и розных поместей и вотчин старост, и целовальников, и крестьян многих людей»[197]. Эти представители местного сообщества могли подтвердить отсутствие злоупотреблений во время ареста.

Усилия воевод, направленные на поиск необходимых людских ресурсов, хорошо видны в переписке между Москвой и шуйским воеводой в 1645 году. Воеводе приказали командовать отрядом из ста суздальских и лухских детей боярских для преследования банды местных преступников. Тот сообщил в отписке, что в уезде имеется всего шестьдесят детей боярских, да и то все они уже направлены на службу по охране границ. Он писал, что «велено быть у сыскного дела монастырским служкам и посадским, и уездным людем, сотским и пятидесятским, и десятским, и те де монастырские служки собою худы и безлошадны». Из Москвы приказали собрать всех отставных дворян и детей боярских, но не трогать тех, кто уже был назначен на пограничную службу[198]. В этом деле, как в капле воды, выявился конфликт между военными, административными и судебными обязанностями воевод.

Население часто отказывалось сотрудничать с ними, какими бы грозными ни были указы из Москвы. В 1664 году Разрядный приказ отправил в Переславль-Залесский распоряжение о задержании беглого преступника: «И ты б… биричу велел кликать по многие дни, чтоб проезжих и прохожих людей… не пущая к себе на дворы, для подлинново опазныванья приводили к тебе в приказную избу всех». За поимку беглеца была назначена награда. Тем, кто не выдаст преступника или приютит его, «за то быть в смертной казни безо всякие пощады»; более того, кара падет и на воеводу за то, что он не смог выполнить царский указ. Воеводе наказывали отправить подобное уведомление всем вотчинным приказчикам, деревенским старостам и целовальникам, а также в монастыри и даже «в пустынях старцом». Тем не менее, хотя рассмотренные нами дела часто демонстрируют успех в аресте подозреваемых, не менее часто встречается и сопротивление отдельных лиц, семей или целых общин. Правительство признавало эту проблему: например, в 1687 году Сыскной приказ предупредил своих служащих, что при посылке людей в московские слободы для ареста подозреваемых в совершении преступлений не следует сообщать об этом в приказы, занимающиеся этими слободами, поскольку это может привести к утечке информации и к бегству обвиняемых или сокрытию вещественных доказательств[199].

Можно понять и точку зрения местных сообществ. Во всей Европе и в Московском государстве до Нового времени люди старались избежать суда. Как указывает Р. Бриггс: «Крестьяне не скупились на помощь друг другу, но эта помощь имела свои границы – она не распространялась на поддержку в суде одной из ссорившихся сторон и не включала в себя дачу важных свидетельских показаний, которые могли доказать правоту того, кто не был родственником или своим человеком». Люди в маленьких сообществах не желали раздувать вражду или занимать чью-либо сторону в конфликте, с участниками которого им предстояло жить потом бок о бок долгие годы. Они сопротивлялись там, где могли, или использовали различные приемы, чтобы обеспечить безопасность соседей и друзей, заставляли поссорившихся супругов мириться или призывали священников или местных лидеров для посредничества. Как отметил Дж. А. Шарп, поход в суд был «последним средством» при решении конфликтов[200].

На материале Московского государства мы видим все многообразие видов сопротивления. Иногда местные сообщества сопротивлялись пассивно – приставы возвращались с пустыми руками, сообщая, что все сбежали, предупрежденные заранее. Например, в 1683 году на Белоозере площадной подьячий и приставы рапортовали, что, когда они добрались до деревни подозреваемого сына боярского, оказалось, что «в доме ево нет, и люди ево и крестьяне изо всех ево Ивановых деревень з женами своими и з детьми все розбегались, и двор ево Иванов и крестьянские дворы все пусты». В этом случае потребовалось три предписания на арест в течение нескольких месяцев, для того чтобы задержать подозреваемых. Много сил пришлось приложить в похожем случае в 1692 году на Белоозере: группа подьячих отправилась арестовывать подозреваемого в убийстве и сообщала, что его «не изъехали – бегает и хороняетца». Они схватили его отца, брата и жену вместо него. Еще одна попытка ареста была предпринята в марте 1694 года, но подозреваемый по-прежнему скрывался, и его не смогли найти. В 1695 году посланные для ареста чиновники сообщили, что «крестьяне… увидя нас, посыльщиков, из домов своих розбежались»[201].

Понимая, что сопротивление аресту – это преступление, люди нередко старались показать, что они не «учинились сильны» (сопротивлялись), но собирались прибыть сами в назначенный для них день. Часто они поступали как в ходе судебного дела 1669 года, когда пристав попытался арестовать человека на Белоозере. Его сын сообщил, что отец занят осмотром своих деревень, но явится к сроку в суд, что тот и сделал. Напротив, в 1675 году белозерский сын боярский отказался выдать приставу своих крестьян, совершивших вооруженное нападение, но при этом провозглашал, что не оказывает насильственного противодействия («сильно») закону. Он обещал доставить своих людей на следующей неделе, но не сдержал слова, а через некоторое время полюбовно договорился с господином раненых крестьян[202].