Горькая полынь моей памяти - Наталия Романова

– Привет, – раздалось сверху. Лёгок на помине! Карима от неожиданности покачнулась, а потом и вовсе приземлилась коленками на грядку, еле успев выставить вперёд руки, но была перехвачена за талию сильной рукой Равиля и водружена в исходную позицию. – Осторожней, - со смехом проговорил мужчина, в глазах девушки Юнусов Равиль – не парень, а мужчина.

  Она скосила глаза в его сторону, тут же вспыхнула, сообразив, что мало того, что вид у неё невзрачный, так ещё и откровенный. Шорты по длине ей стали малы ещё прошлым летом! Попа ещё помещалась, Карима в рост пошла, а вот по длине еле-еле ягодицы прикрывали. Это когда стоишь, а она нагнулась, раскорячилась над грядкой. И майка… Всевышний! Почему Равиль всегда застаёт её в каком-нибудь непристойном виде?!

  Почему-то забылось, что ещё зимой она спокойно сидела при нём в зале, смотря фильм, и лопала чипсы, которые он же принёс. И надета была на ней пижама, состоящая из шорт и футболки, конечно, пристойней, но пижама же! Правда, когда зашла мама и цыкнула на дочь, та мгновенно убежала, но стыда не испытывала, только страх, что мама отчитает. А сейчас…

  – Привет, – пробормотала Карима, пытаясь сообразить, как правильней поступить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

  Убежать переодеваться или сделать вид, что ничего особенного не происходит? Она, в конце концов, у себя дома грядки пропалывает. Огород на задах дома находится, сюда посторонние не заходят, только свои. А из своих только родители, эби, да младшие. Им дела нет, в каких шортах Карима сорняки рвёт.

  Равиль тем временем продолжал сидеть рядом, на корточках, и буравить девушку взглядом, не опускавшимся ниже лица.

  – Тебе помочь? – вдруг спросил Равиль. Карима от неожиданности рот открыла. Помочь?

  – Помоги, – почему-то ответила она, чуть не ударив себя по губам.

  Что она несёт? Совсем с ума сошла? Где это видано, чтобы мужчина грядки пропалывал? Отец, конечно, дела по дому не игнорировал, к сложной, мужской работе никто из женщин не подходил. Вскопать или теплицу поставить, что-то тяжёлое поднять-отнести – всё это делал Арслан лично или нанимал рабочего, местного забулдыгу, готового за стоимость литра водки перекопать огород два раза. Но грядки полоть под силу и Алсу, а скоро и Динара приучать начнут, не смотрите, что ему всего четыре года.

  Равиль тем временем протянул руку к травинке и вырвал из земли, небрежно отбросив в сторону, потом следующую и ещё одну. Карима замерла, наблюдая за ловкими движениями мужских рук.

  – Эй, подружка, я сам должен всё сделать, или ты присоединишься? – шутливо проговорил мужчина. Карима одёрнула себя. Уставилась она! Тут же принялась за работу, сосредоточенно смотря куда угодно, только не на мужчину. Почему-то фраза, со смехом брошенная Равилем, заставила девушку задохнуться.

  «Сам должен всё сделать, или ты присоединишься». Где только нахваталась такой пошлости…

  Зачем он пришёл, честное слово! Одно мучение… И стыдно, и отчего-то страшно, и хочется дать стрекача, спрятаться в своей комнате, завернуться в одеяло с головой, забиться в угол кровати, там-то её прожигающий карий взгляд не достанет.

  Карима не смотрела на Равиля, сосредоточенно вырывала траву, кажется, пару раз с культурными растениями. Что это было? Салат же, кажется, или свёкла, а может и морковь. Всё из головы вышибло, осталось только странное ощущение от того, что рядом, совсем-совсем рядом мужчина, и словно ожоги на пальцах остаются, когда их руки соприкасаются.

  Как всё стремительно изменилось. Ещё год назад Карима забралась на яблоню, стряхивая остатки плодов, а обратно испугалась спускаться, разревелась. Алсу побежала за отцом, из дома в это время вышел Равиль и стащил несчастную с дерева. Причём подхватил за талию, крепко сжал, потом руки скользнули по рёбрам, аж больно стало. Карима завизжала, Равиль недовольно тряхнул девушку и приказал: «А ну-ка не вертись, подружка!», та замерла, только губы сжала от недовольства. Больно же! А что скажешь? С дерева стащил? Спасибо! Сейчас бы Карима предпочла умереть на том дереве, честное слово.

  Глаза поднять на помогающего было страшно, ещё больше стыдно. Зачем поднимать, Карима и так знала, как Равиль Юнусов выглядит. Высокий, выше её отца, широкоплечий, мускулистый. Сейчас на нём строгие брюки, будто на работу собрался, рубашка с коротким рукавом, видны руки с выступающими, рельефными мышцами. Волосы на руках, тёмные…

  Равиль Юнусов отличался ото всех, кого знала Карима, если не считать Юнусова-старшего, конечно. Жгучий брюнет с немного резкими, тем не менее, приятными чертами лица. Иногда он казался красивым, а иногда пугающе отталкивающим. Дело не в том, что в окружении девушки не было брюнетов, были. Каких только кровей не намешано в средней полосе России, кто только не живёт. Наполовину татарином, наполовину турком никого не удивишь. У Каримы и чернокожий одноклассник имелся. Строго говоря, он метис, но на общем фоне русоволосых и светлокожих однокашников сильно выделялся. Но это только внешне, внутренне он был обычный мальчишка, выросший в Поволжье, играющий в те же игры, что и его друзья, озадаченный теми же проблемами.

  А Равиль Юнусов отличался чем-то внутренним - не скованностью, а строгостью. Он никогда не ходил в шортах, не снимал футболку на виду у посторонних, всегда почтительно разговаривал со старшими, даже с теми, кого и уважать-то не за что. Строгий, сосредоточенный и немногословный. Если бы Карима не знала его с самого детства и не помнила, как эби охаживала его крапивой за компанию с Дамиром, когда те стащили яблочный сок, решив из него сидр сделать, то боялась бы. Сильно боялась. Взгляд у Равиля был тяжёлый…

  Не местный взгляд. Не простой. И сам он, хоть и прожил всю жизнь в селе на покатом берегу Волги, дружил с местными парнями, ходил в один лицей с Дамиром, был словно не местный. Родился Равиль, кажется, в Турции, точнее Карима не знала, но если и жил там, то во младенчестве, а всё равно был каким-то чужим… и пугающим.

  Прямо сейчас – пугающим до колик в животе, особенно когда случайно касался пальцев Каримы, вскользь, ничего не значащим движением, а девушку буквально парализовывало. Она только и могла, что замирать, а потом возвращаться к интереснейшему и важнейшему занятию на свете – вырывать сорняки.

  – Сорняки закончились, – со смехом сказал Равиль, аккуратно взяв за запястье Кариму, та замерла. В первобытном ужасе перевела взгляд от своих тонких, дрожащих пальцев к лицу мужчины. Гладковыбритому, с широкими скулами, прямым острым носом и тёмным взглядом. Тёмным во всех смыслах.