Переводы с языка дельфинов - Юлия Миронова

С тех пор как Вова научился есть сам, его невозможно было накормить с ложечки, он категорически, с подозрением и гневом, отвергал все. А уж запихивать в него кучу таблеток тем более не представлялось возможным! Кроме того, часть препаратов нужно было начинать с очень маленькой дозировки, они фасовались в капсулы, так что нужно было засыпать в рот немного порошка. Каждая попытка дать лекарство превращалась в кошмар. Вова орал, выворачивал Алине руки, пинал ее ногами и выплевывал лекарство. В первый же день Алина была совершенно измотана и пожаловалась Лили. Неужели только у нее такие проблемы? Лили успокоила: почти каждая мать аутиста сталкивается с этой проблемой — и прислала ссылку на метод введения лекарства. Алина попробовала и осталась довольна. Однако со стороны это выглядело прямо-таки жутко.

Алина купила шприцев, иголки выкинула. В шприц набирала необходимое лекарство, разведенное в воде. Затем фиксировала Вову на диване — фактически ей приходилось лежать на нем, прижимая его руки своими коленями, его голову нужно было держать немного запрокинутой. Потом одной рукой она зажимала Вове нос, он, естественно, продолжал орать и вырываться, пытался дышать сквозь зубы, но до конца закрыть рот не мог. Алина ждала удобного момента между вдохом и выдохом. В правильно выбранный момент Вова вынужден был рефлекторно сглотнуть лекарство.

Конечно, первые несколько попыток выглядели просто пыткой! Вова орал, давился, кашлял, закатывался ревом, задыхался. Алина, сквозь слезы и сжав зубы, давила в себе жалость к сыну, не сдавалась и уже через пару дней навострилась проводить эту неприятную процедуру быстро и точно. Лекарства попадали прямо по назначению и в требуемой дозировке. Алина отпускала сына, а он продолжал кричать, замахивался на нее, высовывал язык и начинал вытирать его об обивку дивана или о ковер. Алина понимала, что если бы участковый или, не дай бог, Марина Чибур наблюдали эти сцены, ребенка у нее отобрали бы сразу, а ее саму отправили прямиком в тюрьму.

В интернете на форумах она читала, что через какое-то время процесс пойдет легче, она надеялась на это, отступать была не намерена. И каждый день в назначенное время она распинала сына на диване.

Когда первый раз эту картину увидел Семен, он просто открыл рот. Это делает Алина? Его Алина, маленький олененок? Его охватил ужас. Он попытался объяснить жене, что это бессмысленный метод, который точно не принесет результата. Физически Вова и так здоров, к чему еще эти витаминки и прочая малозначимая ерунда, а вот психику ребенка ломать еще больше незачем, все равно он как не говорил, так и не говорит. Зачем, спрашивается, мучить ребенка? Конечно, здорово было избавиться от памперсов, но это не единственное, что делает человека человеком.

Семен не уставал заводить эти разговоры и уже без обиняков стал уговаривать Алину отдать ребенка в интернат: где там социализируют и без таких мучений. При этом он специально делал акцент на самой неприятной части процедуры, чтобы показать Алине, как это отвратительно смотрится со стороны. Алине было наплевать, как она смотрится со стороны, разговоры об интернате вообще пропускала мимо ушей. Оправдывала Семена тем, что раз у него проблемы на работе, то он пока не может погрузиться в семейные дела ребенка целиком, как это делает она сама. Но на этом она уж точно не зацикливалась: метод просто идеальный, Семен еще будет ею, образцовой матерью, восхищаться!

Алине, всецело поглощенной борьбой за сына, даже в голову не приходило, что Семену наплевать, какая она мать. Его сердце когда-то покорила роскошная красавица, на которой он женился, обладанием которой он гордился и которую ему теперь напоминали шлюхи в сауне. Семен видел, что она теряла нежные женские черты и превращалась в крепкую русскую бабу, которая коня на скаку и в избу горящую. Семена это коробило.

— Ну, сходи ты в салон, на массаж там или маникюр, ты же всегда это любила, отдохни уже! — умолял ее Семен. Но Алина будто не слышала и пыталась выспросить у мужа что-нибудь из биохимии. Сема психовал:

— Алина, я могу тебе описать биохимические процессы, но я же не психиатр! Я не могу сказать, как недостаток или избыток тех или иных веществ отразится на поведении человека, да еще и с нарушенным обменом. Сколько людей, столько и реакций. Что-то при пониженной дозировке будет давать парадоксальную реакцию, прямо противоположную той, которую даст этот же препарат в повышенной дозе. Я, конечно, могу примерно сказать необходимые или, напротив, опасные дозы вещества, но все относительно. Вот твои витамины. Конечно, витамин С полезен, но ты всерьез считаешь, что им можно что-то вылечить, всего лишь увеличив дозу в три раза? Да это анекдот просто! Лечить психически больных витамином С, ну-ну…

Алина больше не спрашивала — от Семена помощи не дождаться. Но ведь он давно и наукой не занимается, его нельзя считать экспертом. А вот диссертация Кости была как раз связана с обменом веществ, наверняка он многое сможет ей объяснить. Но Анастасия пока молчала. Как же с Константином-то встретиться?

Алина держалась молодцом. Накормить Вову лекарствами, курсы и занятия — все это поглощало ее время и ее мысли. Но результаты, несомненно, были. На занятиях у логопеда Вова начал сидеть за столом и раскладывать мозаику по цветам, на занятиях в бассейне было видно, что он вот-вот поплывет сам, а с помощью нарукавников или плавучей доски он легко доплывал до середины бассейна. Но больше всего Алину радовало общение Вовы с дельфинами. Да, общение! Алина заметила, что Вова перестал прятать взгляд, напротив, поглаживая дельфина по спине, старался заглянуть ему в глаза. Вова не говорит с людьми, но с дельфином, казалось, они прекрасно понимают друг друга. Вот бы и ей научиться дельфиньему языку…

Настал день иппотерапии. Занятия с Вовой отнимали много времени, но результаты вдохновляли, поэтому Алина старалась найти возможность для новых способов расшевелить сына. К занятиям с лошадьми ее подтолкнула удачная поездка в деревню. Как она радовалась, видя, что сына влекло все живое вокруг него. Он не пропускал ни кошки, ни материных кур, ходил к соседям смотреть на гусей в загородке, подолгу сидел возле Жулькиной конуры и был в восторге, когда к нему подвели жеребенка, который тыкался теплыми губами в Вовины ладошки, ища вкусненького. Вова просто замер в восхищении, и Алина счастливо наблюдала, как Вова складывает ладошки лодочкой и протягивает их жеребенку, а на лице его появляется что-то похожее на улыбку.

Алина начала понимать, что поездки и другие сильные впечатления, поначалу вызывающие у ребенка сильное сопротивление, дают ему толчок, будто выпинывая из привычных рамок. После поездки в деревню и в Москву Вова заметно изменился. Возможно, он и на самом деле рос, становился старше, но, может быть, и действовала терапия, которую проводила Алина. Она стала видеть в сыне признаки самостоятельной личности, и хотя он все еще не говорил, но уже чувствовался характер — веселый и упрямый. Пока его увлечения сводились к буквам и цифрам, на занятиях у логопеда он тянулся к карточкам с буквами, а когда доктор стала их называть, он повторил за ней несколько гласных.

Алина по-прежнему искала в интернете информацию, которой ей так не хватало. Именно там она прочитала, что аутисты, бывает, начинают читать раньше, чем говорить, и что читают они механически, просто воспроизводя написанные слова, не понимая их смысла. Но ей казалось, что это полная ерунда и такого не бывает. Глядя на Вову, она стала понимать, что читать он научится, независимо от того, научится ли говорить. Алина остановила себя: что значит «научится ли! Конечно научится! Ведь она вкладывает в него всю себя, а это ведь что-то значит, и результаты уже есть.