Последняя битва - Айя Сафина

– Август!

Мужчины бросились в крепкие объятия друг друга и, не стесняясь нас, разрыдались. Мы все опустили глаза, не желая вмешиваться в столь интимный момент, несмотря на вопросы, разрывающие мозг жгучими искрами. Им двоим определённо было важнее сейчас осознать близость друг друга, по которой они скучали много лет. Никто из нас не решился их прервать.

– Может, вы уже объясните, что это за гомосятина?

Кроме Фунчозы.

– Август, как же так?

– У меня к тебе тот же вопрос!

Мужчины держались друг за друга, не желая расцепляться, как близнецы в утробе, и не переставали улыбаться.

Но дальше драма стала еще жестче. Похлеще Хатико. Хотя вряд ли. Ничто не может быть хлеще Хатико.

На лестнице появилась женщина со светлыми кудрявыми волосами, обрамленными ободком, в таком же костюме, как и странный Генри.

– Август! – воскликнула она.

И уже бежала по лестнице сломя голову, я уж было думала сейчас от счастья спотыкнется дура и переломает себе голову. Но нет. Добежала в целости и сохранности, а потом вдруг замерла всего в метре от Августа.

У Кейна совсем дар речи пропал, а на лице замерла жизнь. Он не моргал, не хмурился, не дышал, и сердце наверняка перестало биться. Он не мог поверить, что перед ним стоит она. Призрак из прошлого? Галлюцинация?

А потом женщина наконец-то прыгнула на Кейна и заключила того в объятия еще крепче объятий странного Генри.

Снова послышались рыдания.

– Если кто-нибудь не объяснит мне, что за хрень тут происходит с этим тройничком, я начну пытать людей! – возмущался Фунчоза.

Радостные объятия и рыдания постепенно заглушались смехом и возгласами облегчения, словно эти трое с плеч целую скалу сбросили.

– Ребята, это мой друг и коллега Генри. Мы вместе работали над вакциной во время Вспышки, – объяснял Кейн. – А это…

Кейн сглотнул, до сих с трудом веря в то, что обрел в этом заснеженном аду.

– Это моя жена Кристина.

Мы все молчали, с трудом переваривая услышанное. Было сложно поверить в то, что люди вернулись из прошлого. Наверное именно в эту секунду мы наконец поняли, что имели в виду эти чудики-мутанты, говоря о том, что их всех можно вернуть. Вот же они тут прямо перед нами стоят – те, кто считался мертвым. Это возможно? Я не сплю? В голове вдруг взорвался фонтан мыслей о чем-то глобальном и неизведанном, как смерть или время, до этой секунды считавшееся неконтролируемым. В лицах моих собратьев я заметила следы аналогичных мыслей. Все они тоже погрузились в мысли о чем-то великом.

Кроме Фунчозы, который ткнул Тессу в ребра и сказал:

– Ха! Перебьешься теперь!

18 февраля 2071 года 16:00

Ноа

В сумраке огромной лаборатории на втором этаже жизнь теплилась лишь в уголке, где Кристина и Генри создали для себя уют. Когда-то давно в этой лаборатории работали три сотни ученых одновременно, сейчас же столы пусты, просторный холл мертв. Лаборатория сильно походила на высокотехнологичный заброшенный замок, спрятанный в высоких сугробах.

Мы сидели вокруг, слушая рассказ доисторических людей. Они ведь жили задолго до моей истории. До истории Желявы и Падальщиков.

– Нам пришлось прятаться почти год. Переходили с места на место за зараженными. Они опустошали один город за другим, и тогда в него входили мы. Звучит ужасно, но благодаря им мы выжили. В пустых городах оставалась еда, одежда, – рассказывал Генри.

– Мы едва не погибли пару раз, когда попытались присоединиться к эвакуационным колоннам. Вирус в нашей крови выдавал нас перед сканерами, а люди все меньше контролировали свой страх. В какой-то момент зараженных людей убивали задолго до того, как они теряли рассудок. А потом и вовсе перестали использовать сканеры и убивали уже по любой причине, – добавляла Кристина.

Генри и Кристина с трудом возвращались в тот ад в воспоминаниях.

– Почти год мы скитались по городам, пытаясь понять, что происходит с нами, почему мы не превращались. А потом набрели на лабораторию под Гамбургом, там же и продолжили исследования. Очень быстро мы поняли, что помогло нам мутировать.

Кейн тут же встрепенулся.

– Вы нашли источник мутации?

– Он всегда разный. Но в нашем случае это серповидноклеточная анемия. Помнишь, мы проходили исследовательскую практику по устойчивости к штаммам малярийного плазмодия в Нигерии? – спросил Генри.

– Да. Мы прошли полное медицинское обследование, и оказалось, что оба имеем эту патологию, – кивнул Кейн.

– Что это за анемия? – спросил Антенна.

– Это наследственная гемоглобинопатия из-за мутации гена HBB, при котором синтезируется аномальный гемоглобин S, а несущие его эритроциты имеют характерную форму серпа. Симптомы могут не проявляться, как у нас с Кейном. Мы узнали об этой мутации только из-за того, что анемию искали намеренно. Серповидноклеточная анемия распространена в эндемичных по малярии регионах, в основном это Африка.

– Ты, как и Генри, унаследовал серповидноклеточную анемию по аутосомно-рецессивному типу. Скорее всего, все те люди, которые имели эту мутацию, не превратились, и сейчас живут среди зараженных, как и мы с вами, – сказала Кристина.

– Ага. Если только их не сожрали вместе с пятками! – вставил Фунчоза.

– А есть статистика по носителям? – спросила Тесса.

– Последняя датируется 2022 годом. Тогда анемию обнаружили у порядка четырех миллионов людей, преимущественно проживавших к югу от Сахары в Африке, в племенных районах Индии и на Ближнем Востоке. В 20-х годах анемия стала быстро распространяться и по Европе, но там она смешивалась с вирусами, эндемичными для северных широт, и порождала осложнения в виде гемофилии, муковисцидоза, отчего возрастала смертность, – ответил Генри.

– То есть моя мутация может иметь иные корни? – спросил Зелибоба.

– Да, как я уже сказал, источников может быть больше.

– Каков тогда источник твоей мутации? – спросил Кейн у жены.

Она не была его родственником, а значит должна была иметь какое-то другое патологическое состояние, которое помогло вирусу в ее организме созреть в ином направлении.

Было видно, как Кристина побледнела еще больше, если это было возможным. Они редко выходили из своей мрачной обители и больше остальных походили на вампиров. Но щеки еще могли вспыхивать красками, что отчетливо виднелось на лице Кристины.

– В момент укуса я была на шестой неделе беременности, – слова давались Кристине тяжело. – Ребенок унаследовал мутацию от тебя, Август.

– Ребенок? – выдохнул Кейн.

Мы тут же огляделись. Кроме этих двоих тут вроде никто не жил. А потом Кристина объяснила, почему.