Викинги. Скальд - Николай Бахрошин

Раньше Сьевнар никогда столько не пил. Просыпался потом где попало, с сухим пергаментным горлом и больной головой, словно бы расколотой ударом палицы. Выныривал из глухого, беспросветного забытья, как из глубины выныривают на поверхность. И вместе с сознанием сразу возвращалась боль в сердце, и горечь обиды, и едкий, желчный привкус беды.

Нет, пиво не смягчало сердечной боли, терпкое вино не разгоняло тоску, разве что делало ее мягче и слезливей. Не прав Гулли, не от всего помогает вино и пиво.

Впрочем, все вокруг ели и пили так же неумеренно. Только и делали, что пили и ели, казалось Сьевнару. Ратники, вернувшиеся из удачного викинга, с лихвой вознаграждали себя за долгие месяцы походных лишений. Известно, дети фиордов в своих скитаниях могут довольствоваться гнилым сухарем и глотком воды на день, но когда дорвутся до обильного стола, врастают в него как валуны в землю – не сковырнешь, пока сами не упадут.

На фоне такого хмельного обилия на него вряд ли обращают внимание, решил Сьевнар.

Скорее всего, это было не совсем так. Наверняка многие переглядывались понимающе, кивали друг другу за его спиной. Только он этого не видел. Все окружающее скользило мимо его сознания, как корабль, проходящий в густом тумане, остается незамеченным, хотя, может быть, идет совсем близко.

«Пей, воин, пей! Когда на сердце тоска – надо пить…»

Постепенно и пить стало невмоготу. Постоянная тупая сонливость и дрожь в руках – вот и весь результат. А сердце как ныло, так и продолжает ныть.

Именно тогда он начал подолгу просиживать на берегу, уходя подальше от обжитой полосы фиорда и чужих глаз…

* * *

Наверное, те, кто наблюдал с обычным любопытством к чужому горю, ждали от Сьевнара Складного совсем другого. Предвкушали, как он кинется на Ловкого, как вызовет его на бой на равном оружии. Или, к примеру, плюнет под ноги конунгу Рорику, уйдет в дружину к другому ярлу. Это было бы правильно. Оскорбление, которое нанес воину младший владетель, женившись на его невесте, пока тот ходил дорогами Одина, Бога Войны, стоит честного поединка и свежей крови, это подтвердили бы все старики-ветераны, хранители обычаев побережья.

Ждали.

Сам Альв, обидчик, насмешливо косился на него, хотя, вроде бы, нарочито не замечал. Но Сьевнар не мог. И не потому, что не хотел, просто почему-то сил не осталось. Их ни на что не осталось – ни на жизнь, ни на смерть! – чувствовал он. Ушла куда-то вся сила-жива, убежала как молоко, вытекшее из треснувшего горшка. «Горе съело всю его силу, не иначе», – думал Сьевнар-Любеня, неожиданно для себя самого переходя на язык родичей-поличей. Тяжело думал, по-стариковски.

Да, он сам чувствовал, как за считаные дни состарился на многие годы. Возвращался – был молодым, полным задора и щенячьей радости, с удовольствием прикидывал в уме, какая доля добычи ему достанется. Рассчитывал, как повыгодней потратить золото вместе с Сангриль, представлял себе их будущий дом, хозяйство, прикидывал, чем нужно обзавестись сначала, а что может подождать. Даже мысленно разговаривал с ней, убеждал, доказывал и почти вживую слышал в ответ ее звонкий, радостный голосок.

А вернулся – и сразу стал старше старцев, которым уже надоело таскать по берегу свои иссохшие кости…

* * *

Как водится, обитатели фиорда издали заметили возвращение драконов морских дорог. Едва высокие носы и мачты показались из-за горизонта, на берег набежали встречающие.

Когда корабли начали один за другим втыкаться килями в береговой песок, толпа хлынула к ним, радостно гомоня. Сами ратники, бросая весла, прыгали прямо в воду и шли навстречу, приветственно стуча о щиты мечами и топорами.

Это потом начнутся долгие застольные рассказы про свою и чужую доблесть, про погибших друзей и богатую добычу, взятую с кровью. Куда ходили, какие видели земли, с какими народами сражались, кто какие подвиги совершил, – все это неоднократно будет вспоминаться долгими зимними вечерами. Пока же – родители видели возвращающихся детей, жены – мужей, а те, кто не находил взглядом мужа или отца, метались по берегу, как растревоженные чайки.

Проталкиваясь через встречающих, Сьевнар крутил головой, ожидая вот-вот увидеть голубые глаза, веселую улыбку и задорно вздернутый носик с россыпью чуть заметных веснушек.

– Сангриль высматриваешь? Так не смотри, воин, не увидишь. Она больше не ждет тебя, у нее есть, о ком позаботиться. У нее теперь муж есть! – сказал ему прямо в ухо кто-то из стариков, он даже не разобрал, кто.

Сьевнар все еще улыбался, застыл в улыбке лицом, еще не понимая, что в сердце уже воткнулась ядовитая стрела.

Как не ждет? Какой муж? Это что, шутка такая? – недоумевал он. Странно слышать такие глупые шутки от старого человека. Ему, убеленному снегами времени и украшенному почетными шрамами, тем более не к лицу ребячьи розыгрыши.

Нет, не шутка, не до шуток тут, воин! Если хочешь слушать плохое – слушай сразу и не перебивай…

Самое удивительное – ничего вроде бы не случилось. И небо не треснуло на куски, не посыпалось в море, и земля не расступилась под его подошвами, и ядовитый Ермунганд, Мировой Змей, не всплыл из волн, заслонив собой горизонт. Все было как обычно – смех, шум, гомон, брань, радостные приветствия, горестные вскрики не дождавшихся. Настолько обычно, что он никак не мог поверить в свою беду.

Никто даже не замечал, что он уже умер, что слова-стрелы отравили его черным ядом.

Не ждет…

«И что теперь делать, как жить? – думал он впоследствии, сидя в одиночестве на темном берегу моря. – Бросить все? Уйти куда глаза смотрят? Найти себе другого ярла?»

Конечно, никто бы не осудил его, если бы он не стал вызывать Альва Ловкого на поединок, а просто ушел. Мудрые старики, давно отгоревшие в желаниях, знают, какая цена завтра будет тому, что сегодня кажется самым важным. На дороге Одина воина ждет немало славных дел, и стоит ли умирать из-за девки? – так они рассуждают.

Уйти…

А как оставить Сангриль, как смириться с тем, что не увидишь ее даже издали, никогда больше не услышишь ее звонкий голос, не залюбуешься прядью золотистых волос, мимолетно взъерошенной ветром?

Расстаться с ней окончательно, навсегда? А где найти столько сил?

Утро только начиналось, когда Сьевнар вышел из владений ярлов и скорым шагом, едва не подскакивая от нетерпения, направился к хуторам борнов.

Небо выдалось ясным, утро – холодным, прозрачный ледок ночных заморозков похрустывал под ногами, пятна седого инея блестели на пожухлой траве. Вкусное утро, бодрящее.

Сьевнар полной грудью вдыхал холодный воздух, выдыхал вместе с ним остатки липкого, вонючего перегара и с удовольствием смотрел в прозрачное небо, смотрел на пожелтевшие склоны, где только сосны и ели все еще хранили густую зелень ушедшего лета, словно побившись об заклад с наступившими холодами.