Шырь - Олег Зоберн

Велосипед я оставил возле очередного бара, а когда вышел через полчаса, его, естественно, уже украли, потому что я из непонятного самому себе чувства протеста не приковал его цепью к специальной парковочной конструкции — одной из вмурованных в мостовую изогнутых металлических труб, — хотя прежняя владелица отдала мне эту цепь с замком, обмотанную вокруг рамы, и ключ к замку. Я пешком дошел до бара In ‘t Aepjen[6], выпил там два двойных пива Grimbergen, сваренного католическими монахами одноименного монастыря, и в моем сердце ненадолго поселились четыре маленьких католических Христа. Я чувствовал их, пока шел от In ‘t Aepjen к железнодорожному вокзалу, на душе было благостно, и я негромко пел стих из 140-го псалма Давида: «Да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою…»

Через час я ехал в поезде «Амстердам — Роттердам», сидя на мягком диване и глядя на летящие мимо огни, почти везде удлиненно отраженные в каналах, думал о том, как бы мне продержаться и не заснуть до Роттердама. Не хотелось, чтобы на конечной меня кто-то будил, это было бы неправильно, ведь одно дело — стоически уснуть в подмосковной электричке и быть обворованным шпаной и совсем другое — в таком удобном поезде, на глазах у пожилой супружеской пары, сидящей напротив, нет, это было бы отвратительно, и я, прижавшись лбом к холодному стеклу, силясь не закрыть глаза, осоловело смотрел на несущуюся справа налево колыбель демократии, на ее дороги, фонари и окна, на поблескивающие рельсы соседнего пути, на опрятные до дикости станции и на людей на перронах.

И еще я думал о том, что не знаю, где заканчивается вещь, а где начинается ее идея, где заканчивается точка в конце предложения, а где начинается крохотная вмятина на бумаге, оставленная концом стержня, где заканчиваются египетские глаза европейских мусульманок, а где начинается патриотизм чеченских сепаратистов; далее вместо слов «закончиться» и «начаться» будет косая черта: национальные парки/общечеловеческие леса, я/монастырское пиво[7], абзац посмертного текста Яна Волкерса/химическая реакция, формула из учебника по высшей математике/архитектоника в стихосложении, книга Уэльбека «Возможность острова»/остров Тессел, на котором жил Ян Волкерс…

Когда я, взяв за девять евро такси от станции, доехал до квартала на восточной набережной Маасского затона, Арий уже был дома. Точнее, в своей двухэтажной многокомнатной квартире с видом на затон с одной стороны и на крыши квартала — с другой. Мой издатель-капиталист жил в ней один.

Я выпил полстакана апельсинового сока с выжатой в него половинкой лимона — для бодрости — и сказал Арию, что мне жаль Яна Волкерса, ведь Голландия осиротела, утратив этого старика. Арий ответил, что ему тоже очень жаль Яна Волкерса, затем мы решили, что Волкерс и так пожил достаточно, грех жаловаться, каждому бы столько прожить. В зале на втором этаже, объединенном с кухней, мы включили музыку — Ивана Хандошкина — сонату № 1 для скрипки соло. Арий занялся приготовлением цыпленка табака.

Было уже совсем поздно, когда мы съели этого цыпленка. Арий совершил телефонный звонок, и минут через двадцать к нам в гости пришла белокурая девчонка-голландка лет шестнадцати по имени Данаи. Арий велел ей приготовить ананас, лежащий на подносе с фруктами посередине стола. Данаи ножом отсекла ананасу пышный хвост. Данаи очистила ананас от кольчужчатой кожуры. Данаи порезала его на кусочки. Данаи положила их в кастрюлю. Данаи облила их бурбоном, подогретым в половнике над свечой, и подожгла от спички. Данаи погасила синее пламя ровно через двадцать одну секунду, накрыв кастрюлю крышкой. Данаи разложила теплые дольки по чашкам. Арий достал из холодильника бутылку шампанского, откупорил ее с отлетом пробки в стену, и наше всенощное бдение было скрашено контрастом холодного игристого вина и теплого ананаса.

На следующий день я проснулся только вечером — на диване, в зале на втором этаже. Ария не было, его юной подруги тоже. Я вышел на балкон. Внизу на глубине шести этажей мимо дома по дороге проезжали машины. Велосипедисты перемещались отдельно от них — по двум узким дорожкам, покрытым жизнерадостным темно-красным асфальтом. Основную же часть панорамы занимала вода — Маасский затон, начинающийся сразу за доро́гой и со всех сторон окруженный городскими строениями: слева — промзонами, а справа — домами, из-за которых торчала местная телевизионная башня, — так могла бы выглядеть московская Останкинская, если бы на две трети вросла в землю и асимметрично растолстела.

Напротив балкона, где я стоял, находился пирс, полностью занятый кораблями. Где-то вдалеке затон смыкался с рекой, оттуда в него заходили небольшие грузовые суда под флагами разных стран. Корабли, которым не хватило причала, пришвартовались к другим кораблям, образовав интернациональное единство, овально вытянутое соответственно пирсу. Доминировали в этом скоплении голландские триколоры.

Названия кораблей не были различимы; в зале я взял с полки бинокль, вернулся на балкон и стал их читать. Вот он, этот соборнейший из текстов: PARANA-1415926 (в кормовой — жилой — части оного корабля натянуты веревки, на них сохнет белье), MARIAN-5358979, SPIRIT (не все имена отягощены номерами), VIOS ROTTERDAM-3238462 (белым по голубому борту; далее я укажу цвета выборочно), ТREPANG, PARADIGM-6433832 (зеленым по бурому), ECLIPS-7950 (остальные цифры закрыты рубкой другого корабля), PORPHYRY (оранжевым по серому), DOGGY STYLE-4197169 (розовым; оттенок темного фона можно назвать «стыдливым»), THE THIRD EYE (на носу этой желтой баржи устроена маленькая детская площадка — с песочницей и качелями; на песке лежит красный мяч), JELLYFISH, MARCO (гружен углем), IDUNA-3993751 (синим по светлой охре), KYLIAN ROTTERDAM-0582097… Следующее имя не видно, назову этот корабль ANONYMOUS… За ним — ZWAANTJE-3078164 (белым по темно-зеленому). Дальше — еще два безымянных корабля, пусть они зовутся OSIP и MANDELSHTAM, в честь поэта, который был неравнодушен к античным флотским аллюзиям… На корабле в дальней правой части текста видны только три первые буквы BEA (красным по синему), и я не буду предполагать, каково название целиком, потому что не люблю такого рода ограниченности… Далее — FEROX, NORTHERN STAR, и, наконец, последнее плавсредство — JOMAJA-0628620 (бирюзовым) плюс желтая буква N на общем черном фоне. Эта баржа плотно загружена разноцветными контейнерами, на борту ее стоят, что-то обсуждая, трое мужчин.

Я прочел список кораблей до конца[8]. Справедливости ради надо сказать, что еще одна длинная синяя баржа плыла вдалеке, но я не знал, направляется ли она к этому списку, к этому пирсу или еще куда-то, и названия ее не указываю. И чтобы все было учтенным, не скрою: пока я читал этот текст, над ним пролетела пара увесистых голландских уток.