Кошачья голова - Татьяна Мастрюкова

Зачем маме было знать? Убедиться, что насланная порча убила бабушку, а теперь может убить и Алину?.. Так, что ли?

«Птичка вкусненъка, только перья гадкия! Бз-з-з!»

Не верю, что проклятая икотка заставила Алину нашего попугайчика… Даже язык не поворачивается сказать. Да, сестру рвало тогда, но ведь это и от нервов могло быть. Нельзя икотке во всем верить. Не могла Алина Кешку… Не стала бы…

Алина не смогла бы, а Палашка смогла…

— Ты, мальчик, больше не ходи с ними, не ходи. Не для тебя это. Сестра твоя опять спать будет, ты не тревожься. Ступай пока.

Бабушка Ульяна ласково кивнула мне и ушла обратно в дом, закрыв за собой дверь.

Я вышел за калитку знахаркиного участка, надвинув бейсболку на глаза, и бесцельно зашагал по улице, сам не зная куда. Как отравленный какой-то.

На заросшем пятачке у дороги резвились мелкие дети. Хоть с ними играй, ага. Я такой же бессмысленный, как этот их каженник. Слоняюсь неприкаянный, без цели и интереса. В обморок чуть не грохнулся.

Тут же увидев знакомую несуразную фигуру, я даже не удивился. Эффект дохлой лошади, не иначе. Только теперь Ленька не просто стоял, привалившись к забору, как плохо укрепленное пугало. Он двигался, но так же странно, как выглядел. Вот качнулся, будто потерял равновесие, сделал один шаг, другой. Как плохо откалиброванный механизм.

Я был готов и даже не вздрогнул, когда каженник заорал:

— Шел, шел и нашел! И опять потерял!

Только теперь в голосе его был не истеричный надрыв, а нескрываемая злость. И глаза осмысленные, не как обычно. Я проследил за его взглядом, и увиденное меня дико напрягло: опять тот гнусный мужик, который ко мне приставал. Теперь он не просто смотрел на играющих детей. Он стоял в самой гуще малышни и сухой рукой со скрюченными пальцами придерживал лохматую голову какого-то мелкого пацана, лет. наверное, пяти. Тот не вырывался, ничего, застыл, как загипнотизированный. Что там этот стремный мужик ему говорит?

— Бадя, бадя.

Ну конечно, отлично он умеет разговаривать нормально. Со мной-то говорил… Если только действительно не гипнотизирует.

Алина ведь тоже слышала это идиотское бормотание… А мужика не видела.

Мимо меня прошкандыбал Ленька. Я и забыл про этого юродивого, уже прикидывал, как мне пацана спасать…

Так, секундочку, он что же, тоже этого мерзавца видит?

— Шел, шел и нашел! И опять потерял!

Мальчик под рукой гугнивого дернулся, словно просыпаясь, и с ужасом посмотрел сначала на мужика, а потом на меня, взглядом умоляя о помощи, но не издавая ни звука.

Ленька видел. Как и я. Другие дети вообще внимания не обращали, веселились, толкались, но, сами того не осознавая, избегали даже близко подходить к мужику, так что вокруг него и пацана образовался круг. Для толпы их приятель уже пропал. Впрочем, на этого несчастного мальчишку и раньше особо внимания не обращали. Он в гуще играющих ребят подбегал то к одной группке, то к другой, но его не то чтобы отталкивали или специально игнорировали, просто им было все равно. Вроде бы и в компании детей играл, но не вместе, а рядом. Бывают такие одинокие дети, которые регулярно тусуются во дворе, всех знают, а в итоге никто даже не помнит, как их зовут. Этого мальчишку так же не замечали. А теперь его вообще не видели. Только я видел. И Ленька.

Вот как он уводит детей. Его просто никому, кроме жертвы, не видно. А почему мы видим? Потому что такие же ненормальные? Потому что нас однажды пытались увести?

Каженник рывками, с трудом, но без остановки двигался к гугнивому. Вообще-то я мог гораздо быстрее добежать и если не толкнуть мужика, то хотя бы вырвать у него ребенка. Я и должен был так поступить. И хотел. Но вместо этого даже двинуться не мог. Ноги как свинцом налились, как в дурном сне, когда хочешь бежать, а воздух становится плотным, ватным.

А Ленька шел.

Сухорукий поднял свое страшное мертвое лицо, зашатался, убрал руку с головы пацаненка. Но лишь когда Ленька добрался до толпы мальчишек, гугнивый дернулся неприятно, развернулся и двинулся прочь, будто ни при чем.

Я смотрел, как он волочит ноги, оставляя борозды на пыльной дороге. Каженник тут же остановился, как на невидимую преграду наткнулся.

Чуть не уведенный пацан очнулся и тут же включился в игру приятелей, словно и не случилось ничего. С веселым смехом погнался вместе со всеми за мячом, точно так же, как раньше. Дети вообще никак не реагировали на Леньку, но не потому, что не видели, как бадю-бадю. Видели. Просто привыкли, как к окружающей среде.

Как обычно, я пропустил, куда делся стремный мужик. Вот борозды на дороге, оставленные его ногами, а потом они резко обрываются, будто он внезапно пошел нормально, как все люди. Как человек.

Чертовщина какая-то. Вообще-то она и есть, давайте признаем очевидное. Одно непонятно: к чему этому каженнику было спасать чужого ребенка? Он явно был знаком со стремным мужиком. Он его видел, как и я.

Обсудить бы с ним произошедшее. Серьезно, это необходимо обсудить. И ходить я уже мог, даже попрыгал на месте. Только Ленька снова стал полоумным чучелом с осоловелым взглядом.

А может быть, мне все это привиделось? Ну, галлюцинации. Вон дети вообще игру не прервали. Ничего не случилось? Может, и не случилось… Может, я такой же полоумный, как Ленька…

Тьфу, так до полной ерунды можно додуматься. Конечно, я не псих.

Была заброшка, было яблоко. Алина слышала голос, пусть и думала, что мой. Это реальность. Правда, Алина тоже как бы не совсем нормальная…

Так, все, не обсуждается.

У калитки хозяйского дома меня поджидал Федихин. Я и забыл про него.

Пересказывать страшилки, рассказанные Лизаветой, я не собирался. Говорить про то, что происходило в доме Ульяны Ильиничны, тем более. Начал с самого свежего:

— Я тут с вашим маньяком местным повстречался.

— Каким маньяком? — искренне удивился студент.

— Бадя-бадя. Так понятно?

Федихин смотрел на меня округлившимися глазами и молчал.

— Он на детей нападал. А до этого меня хотел к себе в дом утащить.