Иерихон - Басти Родригез-Иньюригарро

— Знаешь, не до того было. Зато миф про «усидчивость и способности» окончательно развенчан. Первый разряд набирают не по этому принципу.

— В твоей теории есть, как минимум, одно слабое место, и я сейчас с ним разговариваю.

— С чего это? Я невзрачная.

Кампари ошалело посмотрел на свою помощницу:

— Девочка, что у тебя со зрением? Пора к доктору Сифею.

— Ещё раз обзовёшь девочкой — убью и буду рыдать над трупом. Так вот, — она отхлебнула остывший кофе, — смотрю на него, а он заливается, будто не вешался только что. Дальше я не затыкалась — боялась потерять контакт. Всю жизнь пересказала. Призналась, что ты ждёшь на лестнице. Заставила поклясться, что впустит обратно. «Я открою дверь, даже если за твоей спиной — вся королевская рать» — вот, что он сказал. Так обречённо. Душу вынул. Что он имел в виду под королевской ратью, догадалась по контексту. Спасибо за богатый опыт.

— Похоже, ты произвела на него впечатление.

— Похоже, произвела, — согласилась Дик. — К слову, Пау не сжёг твою бумагу. Он рисовал перед тем, как решил повеситься: стул, лампу, кружку. Надеялся, что от вождения карандашом по бумаге процесс запустится. По-моему, все предметы получились узнаваемо, но Пау жаловался, что не контролирует нажим — то штрихов не видно, то грифель ломается. Повторял, что больше не может произвольно искажать формы, и кричал: «Зачем рисовать стул, если ты на таком же сидишь?». А утром он предложил зашторить окно, забаррикадировать дверь и сделать вид, что Агломерации не существует. Утверждал, что раз миллионы умов создали барьер силой страха и невежества, никто ему не докажет, что, перешагнув порог, я не исчезну. Пришлось объяснять, как ребёнку, что если он не явится на работу без веской причины, к полудню пришлют проверяющих.

— Почему он боялся, что ты исчезнешь? Это что, «болезненная фиксация» с первой дозы?

— Кампари, где твои добарьерные словечки, когда они действительно уместны? Он сказал, что если мы не увидимся сегодня ночью, к утру его не будет в живых.

— Манипулятор. Но, спорим, тебе понравилось. «Ты не умрёшь, если меня не станет» — кажется, это ты сказала у карьера? Момент удачный: раньше у Пау череп ломился от картинок, теперь под черепом — ничего. Ты его вытащила из петли, тебе и работать смыслом жизни. Правда, если он вновь начнёт рисовать, возникнет конкуренция. Об этом ты подумала?

— Ты тактичен, как десять контролёров.

— Прости. Я в недоумении, только и всего.

Не этого командор ждал после пляски смерти и змей из влагалища. Впрочем, по меркам Агломерации художник попал из огня да в полымя.

Кампари взглянул на Дик так, как смотрел на хвостатую незнакомку полгода назад, и решил, что зря удивляется. Даже его зацепил голос с мальчишескими интонациями. Даже он замер, когда Дик обратила к нему резко очерченное лицо с яростными глазами. Странно, что сам не подорвался на этой мине. По всем параметрам — должен был. Что с ним не так? Агломерация въелась под кожу, или дефект врождённый?

— Эй, — позвала Дик. — Слышишь меня? Ты должен помочь ему. Пау — оголённый провод, и у строителей долго не протянет. По ночам я буду рядом, не дам ему причинить себе вред, но десять дневных часов… Ты должен сделать для него то же, что сделал для меня.

— А нахрена он мне сдался, если рисовать не может? — огрызнулся Кампари и тут же прикусил язык. — Зачем убеждать меня сделать то, о чём я мечтал пять месяцев?

«По ночам я буду рядом». Готова нарушить запрет на совместное проживание ради художника, которого знает меньше суток. Девушка-нож и мальчик-украшение. Почему бы и нет.

— Хоть раз пошутишь над тем, что он мне ростом по плечо… — начала Дик.

— Убьёшь и будешь рыдать над трупом. Посмотрим, что скажет Пау. Мы с тобой решили, что он без пяти минут штатный архитектор Центра, а вдруг он не хочет.

— Он гордый до глупости. Думаю, вы сойдётесь. Только слушай его, как я — тебя. Выпустит когти — дели сказанное на два. А лучше — на три.

К вечеру на Агломерацию снова обрушился снегопад. Граждане, использующие центральную развязку как пересадочный пункт, с любопытством разглядывали командора. Униформу он отменил, но от эполетов не избавишься. Спасибо на том, что к рубашкам не пришивают.

«Если Пау умеет рассчитывать время, он едет этим же поездом. Но можно ли ожидать пунктуальности от художника?».

Вагон опустел за две станции до конечной. Кампари встал у дверей, засунув руки в карманы. Отражение в тёмном стекле выглядело бледным и растрёпанным. «Какой, к чёрту, командор с кабинетом и эполетами? Ну и чувство юмора у судьбы».

Пау ждал на дальнем конце платформы: чёрная фигура на фоне снега. Неподвижный, стройный, он казался высоким издалека. Ни шага навстречу. Впрочем, кого он видел в Кампари? Представителя власти.

— Командор.

Между ними оставался метр, когда архитектор то ли поприветствовал, то ли остановил его.

— Пау, — отозвался Кампари. — Вы рано приехали. Замёрзли?

— Не хотел заставлять вас ждать.

Замёрз, без вариантов. Кампари едва вышел из поезда, а уши уже отваливались на ветру. Лишённый локонов визави вообще рисковал заработать менингит.

— Я много слышал о вас этой ночью, — очевидно, Пау хотел придать голосу ленивую надменность, но мешал стук зубов. — На мой вкус, слишком много. Если я не заблуждаюсь, вы можете предложить мне свободу и безопасность.

— Мне бы кто предложил свободу и безопасность.

Юноша вцепился в него тем же изучающим взглядом, что накануне. «Он не дал мне приблизиться, чтобы не смотреть снизу вверх», — решил командор.

— Выражусь точней. Вы можете прикрепить мой код к Центру, таким образом избавив Строительный Отдел от забот о моём здоровье и моральном облике, а лично вы не склонны сдавать подчинённых на принудительную терапию.

— Пока всё верно.

— Карандаши, бумага и время теперь не нужны мне в прежнем количестве, но вы дадите и это, если потребуется.

— «А теперь попробуйте меня уговорить», — передразнил его интонацию Кампари.

Архитектор поднял брови.

«Мне скоро двадцать четыре», — напомнил себе командор. Звучало неубедительно. «Ему позволено быть капризным и раздражительным, мне — нет».

— Я понимаю, в каком свете вы видите происходящее, — художник заговорил быстрей и громче. — Вы даёте человеку то, о чём он мечтать не смел. Мысль об отказе — смешна. Взять ваш личный отряд. Вы делитесь привилегиями: револьверы, доступ в монастырскую библиотеку, возможность безнаказанно экспериментировать с обликом, чтобы с пятидесяти метров видели — не рядовой гражданин. Ночные вакханалии — приятное дополнение. Они — новая аристократия, и, как следствие, всецело вам преданы. Дик вы якобы возвращаете право распоряжаться её собственным телом — право, отнятое государством, в котором вы занимаете не последнее место. Вам ничего не стоит забить несколько цифр в базу, но для Дик это выглядит невиданным благодеянием. Вы не удовлетворяетесь ореолом спасителя: держите её при себе, возносите с нижних ступеней лестницы на самый верх. Каждый день она смотрит на вас как на человека, которому обязана всем. Даже имя, которым она себя называет, дали ей вы. Вам это доставляет удовольствие?