День похищения - Чон Хэён

взвалил ее на себя. Рохи не сопротивлялась и покорно лежала у него на спине.

Всхлип… Еще один… От этих звуков, доносившихся из-за спины, сердце сжималось обручем. Это все из-за него! С другой стороны, когда он узнал, что ее родители убиты, то у него мелькнула мысль, что Рохи и выжила-то именно благодаря ему. Ведь если б он тогда ее не увез, то загадочный убийца мог затушить огонек и ее жизни. Хотя это просто отговорки и самоуспокоение: в конце концов, что бы там ни происходило у них в доме, но выбраться целой и невредимой ей удалось самой, а его заслуга лишь в том, что она сейчас плачет, оставшись без родителей.

Было уже поздно. Вереницы машин расцарапывали темноту светом фар, а Мёнчжун все нес Рохи на спине. Он не знал, когда прекратится плач у него за спиной, не знал, куда им дальше идти, – просто шел и шел вперед.

– Верни меня.

Когда после долгого молчания раздался ее голос, Мёнчжун поначалу подумал, что это ему показалось – настолько тихо она говорила. Возможно, из-за того, что была напугана. Возможно, наоборот – думала, что такой поворот событий напугает Мёнчжуна.

– В полицию обращаться не буду. Скажу, что ничего не помню.

Мёнчжун без лишних слов развернулся и пошел в направлении города. Проходя мимо дорожного указателя, он поднял голову, словно сверяясь с направлением. На самом деле он знал маршрут и сделал это для Рохи – мол, «все нормально, возвращаемся к тебе домой». Девочка уткнулась лицом ему в плечо. Некоторое время они шли молча. От долгого плача глаза у Рохи сильно опухли – она это чувствовала, даже не прикасаясь к лицу руками. То ли из-за распухших глаз, то ли от того, что слишком устала, но ей захотелось спать. На спине у Мёнчжуна было тепло. Наверное, так же было тепло, когда ее носил на спине отец или прижимала к груди мать… Почему это случилось с ними? Возможно, когда она вернется домой, то полиция даст ей ответ. Ее тело качалось вверх-вниз в такт его шагов.

«Баю-баю, баю-баю, дай тебя я покачаю…»

В голове – именно внутри, а не в ушах – вдруг зазвучал чей-то ласковый голос: он как будто всплыл на поверхность сознания из темной комнаты ее утраченной памяти. Голос был женский. Мама… По словам Мёнчжуна, он забрал ее не из дома – оттуда она успела самостоятельно выбраться. «Может, я стала свидетелем чего-то?» Следуя за женским голосом, зовущим из темноты, Рохи погрузилась в глубины своей памяти.

– Прости, но зачем ты увела меня из больницы?

Рохи открыла глаза. Мёнчжун говорил на ходу, не останавливаясь, но его слова можно было понять без труда. Она вспомнила недавние события – как шушукались врачи из кабинета неотложной помощи, как бросали на Мёнчжуна подозрительные взгляды, и как она сама наблюдала за ним, пока тот места себе не находил, переживая за нее. Вот тогда она и вспомнила, что Мёнчжун за все это время ни разу не назвал ее настоящим именем – только «Хиэ». А сразу после того, как он ее сбил, назвал Рохи: это было последнее, что она успела услышать перед тем, как потерять сознание. Странный дом, затерянный среди гор… Одежда, не подходящая ни по размеру, ни по фасону – все это тоже. Но главное – чужое имя…

Заметив, как он напрягается при общении с сотрудниками больницы, Рохи сразу поняла, в чем дело. В принципе, там можно было спокойно дождаться приезда полиции, но… Но почему-то ей захотелось вытащить его оттуда. Почему? Этого она и сама толком не понимала.

Это был ее план: попроситься в туалет, а потом вместе сбежать. Да, он обманывал ее, но ей было интересно с ним эти несколько дней. А дни эти были тем единственным, что Рохи сейчас помнила. Она специально вела себя с ним дерзко и вызывающе, но он относился к ней как к настоящей дочери и ни разу не разозлился и не сорвался на нее. Нельзя сказать, что это было нормально: так или иначе, но Мёнчжун все-таки замешан в этом преступлении, и пока не очень понятно, действительно ли он не имеет никакого отношения к смерти ее родителей. Так что вместо ответа она просто уткнулась взглядом в землю и видела только шагающие ноги Мёнчжуна в старых кроссовках. Кроссовки были измятые, потрескавшиеся, забитые грязью, причем настолько плотно, что трещины уже казались элементами дизайна. Когда-то белые шнурки выцвели и теперь были непонятного цвета. Поверх кроссовок – желтые хэбэшные штаны. И кто только сейчас такие носит?

Едва Рохи об этом подумала, как перед ее глазами мелькнул какой-то проблеск света. И в этом свете она увидела мужские ноги в черных брюках и черных носках. И на этих ногах словно что-то поблескивало. Девочка потрясла головой. От этого у нее будто сменился слайд: по ощущениям дело происходит в помещении, все те же ноги в черном… Мужчина остановился, а через несколько секунд на пол и ему на носки полетели капли крови, как будто их разбрызгивали из пульверизатора. Она начала вспоминать! Глаза у нее распахнулись: как будто в поисках чего-то Рохи выпрямилась и заозиралась по сторонам.

– Ты чего? – спросил Мёнчжун, почувствовав шевеление.

По шоссе ехала полицейская патрульная машина. Он рефлекторно отвернулся к ограждению дороги. Но взгляд девочки был прикован к этому автомобилю. Проблески мигалки словно приклеились к ее глазам: она продолжала видеть их, даже закрыв веки. И вид их был мучителен.

– Полицейский…

– Что полицейский?

– Убил.

10

25 августа 2019 года, воскресенье

– Ким Хиэ, девять лет, находится в университетской больнице города Йонин, диагноз – детская лейкемия. – Чонман положил перед Санъюном планшет.

На экране большими буквами было написано «Журнал учета воспитанников детского сада “Надежда”»; слева вверху имелась фотография три на четыре, с которой сияла ясная детская улыбка. Кожа девочки казалась исключительно белой – то ли из-за густых черных волос, то ли из-за того, что им уже был знаком ее диагноз. Было ощущение, что если присмотреться, то можно разглядеть ниточки вен у нее на шее. Вместо стандартного шарика боб-каре у Хиэ была прямая челка, ниспадающая на лоб, отчего она была похожа на куколку. Как бы там ни было, но полицейским с первого взгляда стало понятно, что на фото совсем не Рохи, а совершенно другой ребенок.

– Зачисление в начальную школу было отложено из-за болезни.

…Когда они доехали до больницы, то ни Рохи,