Предчувствие смуты - Борис Михайлович Яроцкий
Шрифт:
Интервал:
Микола еще не осознавал, но почувствовал, что это афера, притом опасная. Надо не грубо, а деликатно отказаться, найти какую-то невинную отговорку. И он ее вроде нашел.
— Корреспондента не повезу, — признался гостю. — Тут что-то политическое. А я от политики держусь, как от злой собаки, — на расстоянии. Я, Зенон Мартынович, каждый день смотрю телевизор. Показывают, что чаще всего убивают корреспондентов и тех, кто их обслуживает. А я только начинаю жить. Если Соломия меня и в самом деле любит… она не могла такого написать… или кто-то ее заставил…
— Что-то… — поправил Зенон Мартынович. — Обстоятельства заставили.
Микола высказал свое мнение:
— На соревнованиях обычно думают о соревнованиях.
— И все-таки просьбу надо выполнить, — твердил Гуменюк.
— Не повезу, Зенон Мартынович. Я вас уважаю, Соломию люблю… Попросите ехать на Урал или в Сибирь — поеду. А это куда дальше Грозного… Повезу и доставлю во Львов или еще куда. А с Кавказа… Если б я не знал обстановки… Там служит мой брат. Он сапер… Боюсь. Опасная затея.
Это был робкий отказ, продиктованный якобы чувством страха за собственную шкуру. Но Гуменюк не затем почти сутки дышал вагонной пылью, чтобы услышать отказ.
И тогда Гуменюк тронул другую струну — напомнил, что Соломия вынуждена обратиться к нему, своему любимому, ей нужно избавиться от чеченских боевиков.
— Она что — в Чечне?
— В плену.
Новость оглушила Миколу. Он долго смотрел в угольные глаза неожиданного гостя. Уточнил:
— Она в плену или добровольно?
— Хочешь сказать, волонтером? Ее туда заманили… Работу предложили… Денежную, разумеется. Ты же знаешь ее трудное материальное положение. А работа дает ей шанс с долгами покончить…
Гуменюк вздохнул, будто сам был в безвыходном материальном положении, из которого легко не вырваться.
— Ох, эти женщины! Не могут без долгов…
Микола догадался, что это за работа. Что же касается безвыходного материального положения, об этом он слышал впервые. В разговорах она даже не намекнула, что ее семья — отец и мать — испытывают в чем-то нужду.
После экзаменов, в ожидании выпускного вечера, он в приватном порядке ремонтировал холодильники, заработал около тысячи гривен. Мог бы половину удружить. Но она ничего не говорила о своей нужде, даже не намекала, а он не допытывался.
— Ядвига с ней?
— Да… — угрюмо произнес Гуменюк. — Заманили девчат, как последних дур… Боюсь, как бы их не продали в рабство.
— Что, и такое возможно?
— Брат мой! Это же Чечня! Дело имеем с азиатами.
— Зенон Мартынович, а вы их во Львове расхваливали, — вроде невпопад напомнил Микола.
— То во Львове! Так надо было. Нас Европа хвалит. Нам доверяет. На что папа, что заправляет Ватиканом, и тот к русским кавказцам относится благосклонно… А Львов — это Европа. Так что мы не имеем права от нее отгораживаться. Иначе нас не поймут. И в помощи могут отказать. А без помощи Европы и вообще кого угодно Украина никогда не будет самостийной. Львов станет столицей державы… Я боюсь, мы доживем до такого времени…
— Но есть же Киев!
— Киев слишком близко к России. Для нашей соборности это опасно. Когда-то Украина была до самой Волги… Ты учил историю? По-нашему.
— Когда было учить, Зенон Мартынович? Я же был студентом. А студент учит только то, что выносится на экзамен… Спросите меня про холодильные установки. И отремонтирую, и установлю. И за оружие вы знаете. Ваши спортсмены на меня не в обиде: никого не подвел.
Гуменюк, так и не получивший согласия, едет ли Микола в Гудермес или остается в Сиротине, спросил, ради чего совершил вояж через всю Украину:
— Так готовить на тебя документы?
— И на Илью Пунтуса.
— Тогда имей в виду, свой заработок разделишь на двоих. А он согласится, твой Пунтус?
— Согласится. Ему деньги ой как нужны! У него кредит не погашен. Растут проценты.
— А как его жнива?
— Жнива подождут. За четыре дня управимся. Если ничего не помешает. На той неделе ездили из райцентра. Тоже за трупом. Чеченцы перехватили, заставили открыть гроб. Под видом трупов провозят наркотики.
— И что?
Микола усмехнулся.
— Пожелали: «Возить вам — не перевозить».
— А где перехватывали?
— На Ставрополье. Они, Зенон Мартынович, контролируют всю трассу до самого Ростова. Отнимают наркотики и деньги. Если вы нанимаете, расплачивайтесь дома. В дороге только трупы не отбирают.
— А гробы?
— Смотря какие. Шикарный могут и отобрать. Чеченцев тоже убивают и тоже хоронят. Обычно в приличных гробах. А шикарные, случается, и отрывают. В том году раскурочили могилу наместника президента. Его случайно подстрелили. На охоте. Наместник схлопотал пулю в затылок. Только пуля оказалась не из ружья.
— Значит, кто-то свою тысячу заработал, — мечтательно произнес Гуменюк. — И вы неплохо заработаете. Я на тебя надеюсь. Крепко надеюсь. Не знаю, как Илья…
— Илья будет рад. А что касается меня, мою денежку вручите Соломии… Я понял, с Украины вы летите на Балканы. Туда, где соревнуются в стрельбе… И Соломию увидите. На словах ей передайте: не женское это дело — зарабатывать таким макаром…
Эти слова Гуменюку не понравились: он понял, на что намекал Микола. Ни на какие Балканы он не полетит: оказывается, Миколе известно, что самолеты Украины совершают чартерные рейсы из Симферополя в Грузию, но никак не в Сербию. И то летают лишь по ночам и только над морем.
Гуменюк вдруг поскучнел. Глухо произнес:
— Она в горах. Вернется не скоро.
Это было похоже на правду. Микола проникал симпатией к людям, которые не врут. А врали ему довольно часто. Сельчане привыкли к тому, что врут им по радио и в печати, и уже не считали зазорным соврать ближнему. Но, как ни странно, Микола верил Илье Пунтусу, хотя с презрением относился к его отцу, который всегда пакостил Перевышкам.
7
Илья не скрывал от Миколы, что ему нужно погасить кредит, взятый в прошлом году на покупку комбайна. И если сейчас он не расплатится с банком, останется без урожая. Уже и для сельчан не секрет, что банк — это хищник, живет тем, что
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!