В день пятый - Эндрю Джеймс Хартли

Часовня выходила в сводчатый коридор с облупившейся краской на стенах, без освещения, так что после того, как дверь закрылась, единственный свет проникал из внутреннего дворика, расположенного впереди, да и тот слабый. Агнес поспешно направилась к нему, вслушиваясь в тишину.

Сестра решила, что у нее разыгралось воображение. Она устала, на нее действует незнакомое место — только и всего.

Тут снова раздалось шипение, переходящее в рык. Глаза у сестры Агнес стали размером с блюдца, по спине пробежали мурашки, ноги лишились способности передвигаться. Она застыла на месте.

— Кто здесь? — спросила монахиня, обращаясь к темному каменному проходу.

В ответ не прозвучало ни звука. Сестра Агнес приготовилась сделать следующий шаг, и только тогда раздалось слабое царапанье, похожее на звук, который издает на твердой поверхности крупное насекомое, а возможно, на скрежет длинных ногтей по камню…

Резко обернувшись, сестра Агнес посмотрела в сторону двери в часовню. Темнота была почти полной, и все же она разглядела что-то бледное, скорченное, неподвижное и лишенное волос. Это могла быть забытая химера-горгулья, оставленная сидеть возле двери, но ее глаза горели огнем.

Сестра Агнес словно приросла к месту. У нее на глаза навернулись слезы. Она была не в силах отвести взгляд.

Тут существо зашевелилось, и сестра Агнес побежала, вопя так, словно за ней гнались хозяева преисподней.

— Я в это не верю, — заявил сенатор Девлин.

— Я вам очень признателен, господин сенатор, — сказал Томас.

— Это не просто слепое доверие, Томас, — продолжал Девлин. — Ваш брат был хорошим человеком, однако за вас в таком вопросе я не смог бы поручиться, не располагая больше ничем конкретным.

— Так почему вы мне верите?

— Все чересчур гладко. Ни один террорист в здравом уме не оставит у себя дома такое барахло, а сам отправится в отпуск. Это бессмысленно.

— Вот только убедительными доказательствами подобные рассуждения вряд ли можно считать, сэр, — заметил Томас.

— Вам не сказали, что у вас дома нашли несколько экземпляров Корана, а также всевозможную экстремистскую религиозную литературу?

— Нет, сэр.

— Томас, вы умеете читать по-арабски?

— Нет, сэр.

— Я так и думал.

— Опять же, сэр, это нельзя считать убедительным доказательством…

— Так считаю не я один, — перебил его Девлин. — Даже ребята из МВБ полны скептицизма. По крайней мере, некоторые из них. Те, кто не пугается теней настолько, что дырявит пулями все движущееся. Понимаете, весь этот печатный бред на арабском: книги, брошюры, компьютерные распечатки — мог попасть откуда угодно. Но у вас дома не нашли ни одного клочка с рукописной надписью по-арабски. Все книги новенькие, оружие почти не было в употреблении, в материалах для приготовления бомб отсутствует главный компонент, который мог бы указать на ближневосточный след. Для меня все это выглядит откровенной липой.

— Так что же мне делать?

— Ничего, — сказал Девлин. — Оставайтесь там, где находитесь. Если вам кажется, что вы можете разузнать что-либо об Эде, сделайте это. Пусть МВБ изучит то, что обнаружило у вас дома, и попытается найти что-нибудь, помимо косвенных улик.

— Хорошо, — согласился Найт. — Спасибо, господин сенатор.

— Только помните, Томас, что, если на всем этом оружии окажутся ваши отпечатки пальцев, я отдам вас с потрохами и позабочусь о том, чтобы вам досталось по полной. Договорились?

— Да, сэр, — сказал Томас. — До этого дело не дойдет.

Он положил трубку, моля Бога о том, чтобы это действительно было так.

На следующий день Томас провел полчаса, читая закупленные путеводители, после чего отправился плавать по Интернету в крохотное кафе, находящееся в паре кварталов от гостиницы, где заплатил восемьдесят центов за полчаса доступа к Всемирной паутине. Он получил много информации. Самым главным было то, что о доказательствах присутствия первых христиан в городах, уничтоженных Везувием, таких как акростих «Pater Noster» и силуэт распятия в «двухсотлетнем доме», было широко известно. Большинство материалов в Интернете обладало откровенно христианской окраской, нередко с примесью торжества по поводу того, как археологические раскопки доказали достоверность библейского повествования о ранней церкви. Авторы одной странички, посвященной геркуланумскому кресту, яростно обрушивалась на свидетелей Иеговы, утверждающих, что Иисус принял смерть не на кресте, а на колу. Другие были не столь конкретны, однако в них сквозило такое воинственное рвение, что Томасу стало не по себе.

Он позвонил сестре Роберте.

— Я собираюсь отправиться в Пестум. У вас нет желания присоединиться ко мне?

— Сегодня я вынуждена буду провести весь день здесь, — ответила она, очевидно не в восторге от подобного оборота событий. — В каком-то смысле у нас чрезвычайная ситуация. Вчера вечером одну из английских монахинь напугало привидение.

— Привидение? — удивился Томас. — Это еще что такое?

— Скорее всего, ничего. Тень. Разыгравшееся воображение. Одна знакомая этой монахини предположила, что та просто ищет предлог вернуться домой.

— С ней все в порядке?

— Разумеется, — с оттенком нетерпения произнесла сестра Роберта. — Что могло случиться?

— Вы точно не отправитесь вместе со мной в Пестум?

— Дорога туда неблизкая, — ответила монахиня. — Сначала нужно доехать на поезде до Салерно. Сегодня у меня времени не будет. Я подумываю о том, чтобы вечером подняться на Везувий. Говорят, оттуда открывается захватывающий вид. Будет неплохо подойти к самому кратеру, посмотреть вблизи на великого злодея, створившего все эти археологические чудеса.

— Тогда, быть может, как-нибудь в другой день, — сказал Томас.

На Везувий можно будет подняться, когда он покончит со всем остальным. Или все остальное — с ним.

Томас отправился в Пестум без сопровождения, ожидая увидеть еще один хорошо сохранившийся древнеримский город, ставший жертвой извержения, однако, насколько он понял из путеводителя, это место было совершенно другого рода. Первоначально здесь находилось греческое поселение, основанное примерно за шестьсот лет до рождения Христа, затем его, как и Неаполь, захватили сначала самниты, потом римляне. Пестум находился значительно южнее Помпей и Геркуланума, на берегу бухты Салерно, вне досягаемости разрушительной мощи Везувия. Город оставался населен до Средневековья, но постепенно приходил в упадок. Где-то в конце VIII или начале IX века население, выкошенное малярией и набегами сарацин, просто перебралось в другое место, оставив древний город сорным травам и болотам.