Взрослая колыбельная - Юлия Шолох

— Эй, Лад, ты поаккуратней, думай, что говоришь, — резко одернул его Гурьян.

— Тогда сам попроси свою подругу думать, прежде чем рот открывать.

— Я без твоих замечаний решу, что мне делать со своей подругой.

Ого, каков накал страстей! Только бы до драки не дошло! Судя по быстро опущенным долу глазкам, Корка только обрадуется такому доказательству своей значимости для Гурьяна, но мне лично не хотелось, чтобы они сцепились. Эти двое — единственные нормальные люди среди Первых сыновей, пусть живут мирно. Лад на взводе, Гурьян тоже, а такие ссоры быстро взрываются, я видела. А после жалеть будут.

— Хочешь, чтобы я ушел? — почти царственным тоном поинтересовался Лад вместо того, чтобы продолжать ругань. И Гурьян сразу отступил, глаза отвел и промолчал. Не хотел. Даже я, человек со стороны, прекрасно видела, что они друг другу как братья, так что ссорить их — грех.

— Ну, раз драки не будет, давайте хоть выпьем, — закончил за всех Бакуня.

Он единственный был счастлив от происходящего. Даже Корка не стала возмущаться и сидела тихо, а Бакуня прямо светился и разве что руки не потирал от радости.

Постепенно все более-менее успокоились, выпили, и потекла беседа о том о сем, по ходу которой я с удивлением сделала вывод, что эти темные седмицы им вовсе не нравятся. Надо же, я думала, только мои девчонки против, но Первые сыновья с подружками все как один твердили, что идея себя изжила и пора ее прекращать, только никто не знает как. Выходило, будто они такие же заложники ситуации, как и мы.

И вроде все как раньше — и танцы, и музыка, и ягодовка на вкус не изменились, но я отделаться не могла от ощущения, будто меня догоняет рок. Или судьба. Как ни называй, смысл не меняется. И вот-вот догонит.

Белка сидела очень далеко, я всего пару раз разглядела ее сквозь толпу, а уж когда танцы начались, совсем стало не видно.

— Пошли танцевать, — прошептал на ухо Бакуня примерно через полчаса после того, как заиграли танцевальные мелодии.

— Зачем? Мы танцевать не договаривались.

— Пошли-пошли.

Согласия он не ждал. Просто поднял меня за руку и потащил в круг. Не буду же я на самом деле орать и отбиваться?

— Иду, не тащи! Но танцевать ваши танцы я не умею.

— Сейчас одни медленные пойдут. Не бойся.

И правда, медленные, которые танцуют с партнером, примерно как у нас. Одна мелодия, потом сразу вторая… Я думала, что хватит, можно и передохнуть, но прошло четыре танца, а Бакуня все еще не собирался оставлять меня в покое и возвращаться к столу.

— Может, отдохнем? — спросила я в начале пятой песни. Танцевать с ним было не очень приятно, честно говоря.

— Нет, но скоро.

Мы продолжали кружиться среди остальных пар, мельком я видела Лельку с Коловратом и Первых сыновей с подружками, не видела среди танцующих только Лада, который остался за столом и сидел с полупустой кружкой в руках, ссутулившись и смотря вниз.

Мы танцевали просто бесконечно долго, на талии лежала слабая, вялая рука Бакуни, который сильно нервничал. Не знаю отчего, но мне это все не нравилось. Чувство такое, будто я кость, которую собираются бросить цепному псу, чтобы пройти мимо, пока тот занят.

— Скоро будет темно, — с непонятным торжеством прошептал на ухо Бакуня. Он осматривался, как будто что-то искал или за чем-то следил.

— И что? Ой, надеюсь, целоваться ты не полезешь.

Он зыркнул на меня с большим презрением. Случайно ляпнула, правда. Не ахти какой намек, но зато сразу понятно, как именно я к данной идее отношусь.

— О, не волнуйся!

Улыбочка у него гадкая, обещает какую-то подставу. Точно подставу, без вариантов, и дело явно не в поцелуях. Как бы теперь придумать что-нибудь удачное и убраться отсюда, пока его план не сработал? Не знаю, в чем он состоит, но участвовать, честное слово, неохота.

Однако неожиданно погас свет, и я непроизвольно вцепилась в Бакуню, потому что почти испугалась. Слушая рассказы, я была уверена, что хоть какой-то свет останется. Из окон или из кухни, где печи. Но темень — глаз выколи. Полная, беспросветная. И только шевелится в ней множество непознаваемых звуков. Ага! А ведь со звуками тоже что-то сделано, это голоса так искажены. Белка не говорила…

Вместо помощи Бакуня вдруг резко отцепил от себя мои руки, немного повернул и сильно оттолкнул назад. Я бы упала, если бы народ не стоял настолько тесно, а так только ударилась об кого-то, но устояла на ногах. По руке мазанула чья-то ладонь, я отпрянула и врезалась в кого-то еще, вроде в девушку, потому что чужая юбка коснулась моей. И снова отпрянула.

Видимо, я походила на мячик, который отскакивает от препятствий и катится дальше. Чьи-то спины, плечи и руки… Потом очередная рука, мазанувшая по запястью, пальцы, тепло прикоснувшиеся к месту, где прощупывают пульс. Но вместо того, чтобы отдернуться и посторониться, как делали остальные, пальцы вдруг вернулись и крепко, до боли врезались в руку, сдавили, обхватывая ее, а потом этот человек потянул меня на себя.

Его дыхание было очень близко. Прямо над ухом.

В приглушенных звуках что-то взорвалось очередным вздохом, который я слышала очень четко. Чужая грудь возле моей поднялась, наполняясь доверху, и звук втягиваемого воздуха слился с моим собственным. В голове словно серебристый туман.

Это же…

Это он!

Руки тут же зачесались, так захотелось к нему прикоснуться. Сердце пустилось вскачь, не давая толком вздохнуть. Воздуха не хватает…

Так просто… неужели способ узнать суженого всегда был таким элементарным? Почему же я не послушалась интуиции и просто к ним не прикоснулась? Надо было только прикоснуться к голой коже руки, как к Гурьяну. Тогда и искать бы не пришлось, не пришлось бы тратить столько времени и сил.

Все мы задним умом сильны.

Он со всей силы прижал мою руку к своему лицу, к мягким губам, сильно дыша в ладонь. Потом прикоснулся к моей щеке, обхватывая ее второй ладонью.

Я снова набрала полную грудь воздуха, чтобы спросить — это ты? Но мужская рука уверенно легла на губы, не давая заговорить. Он по-хозяйски прижимал мою руку к своему лицу, медленно, но неумолимо притягивая меня ближе. Потом отпустил лицо, но только чтобы перехватить за талию и прижать еще крепче.

А потом поцеловал. Его поцелуй смешал наше дыхание, и это был самый сладкий поцелуй в моей жизни. Уверенный, жадный и при этом неуловимо трепетный, как будто я — великое сокровище и меня нужно оберегать. И да, я должна быть для него великой наградой, должна!

Отвечать или нет? Разве тут действительно есть выбор? Нет, его нет. Что бы я раньше ни собиралась сделать до того, как помириться, как бы ни собиралась его наказать, теперь не важно. Нет, его прикосновение имеет волшебную силу — как живая вода, которая возвращает жизнь, вкус, счастье. Которая означает это все. И мне нужен каждый глоток. Да что там, каждая крошечная капля.