Аленушка и братец ее козел - Елена Вилар

– Эй! – возмущенно воскликнул Кар. – Куда?!

– Что куда? – оборачиваясь к блондину, уточнила я.

– Куда делось возбуждение? Я же видел, я чувствовал! – сокрушался мужчина. – Еще пара комнат, и ты бы потекла!

– Шиш тебе! – обиженно выдала я, мысленно благодаря Ара. – Перебьешься!

– Знаешь, милая моя Аленушка, при таких событиях тебе пора ноги в руки и валить! Клыкастый не простит и не упустит. Ищи покровителя, и желательно не слабого, чем-то ты насолила ему.

– То есть я могу уже домой? – с надеждой уточнила я.

– Нет… – после недолгого размышления выдал блондин. – Сначала к Злате.

– Но почему ты так просто меня отпускаешь? – не желая признавать, что так легко отделалась от храма порока, поинтересовалась я.

– Потому что в твоем сознании есть тот, кого ты действительно хочешь, притом не только физически, что было бы куда проще, ведь Влад мог бы просто принять его образ, и ты бы даже не поняла, что на самом деле стонала под телом вампира.

– Влад? – удивленно переспросила я.

– Угу, Владлен, штатный вампир на службе у Экариона, – пояснил Кар, – твой одержимый воздыхатель. Так вот, Влад очень упорный и очень одаренный, вот только если занят не мозг, а душа, то тут клыкастику не справиться. Без Экара не справиться, а наш атеркар совершенно внятно произнес: только твое желание, – дождавшись моего кивка, блондин махнул рукой: – Идем, провожу до Златы.

* * *

Я не успела и дух перевести от осознания быстрого спасения, как мы оказались в кабинете жабоподобной. Сама хозяйка восседала за столом, что-то рассматривая в мутном шаре. Подняв взор на Кара, женщина оскалилась, а получив поклон приветствия от блондина, в ответ едва заметно кивнула.

– Закончили? – полюбопытствовала женщина, избегая встречаться со мной взглядом.

– Да, – кивнул Кар. – Все зоны атеркаров она посетила.

– Хорошо, можешь возвращаться, – Злата махнула рукой, и лианы за спиной блондина медленно расползлись, маня черным нутром. – Значит, всех… – медленно произнесла женщина, поднимаясь из-за стола. – Всех, кроме Лионарда, с его вотчиной ты познакомилась вчера, когда драила его кабинет, а на днях увидишь и самого властителя лени и уныния.

– Что-то не хочется… – прошептала я, опуская взгляд в пол.

– Милая моя, а ты еще не поняла, что от твоих желаний, впрочем, как и от моих, ничего уже не зависит? Я не знаю, кто руководит твоим контрактом и почему, а также не понимаю, чем все это закончится, но настоятельно рекомендую сразу после того, как вернешься в понедельник утром домой, выпей настойку забвения. Поверь, нормально жить, зная все то, через что ты прошла, – не сможешь…

– Уже не могу, – пожаловалась я, поднимая на Злату тоскливый взгляд.

– Держись, осталось три дня! Все… Иди отдыхай. Ах да, рыжей своей передай, что может подать прошение, если она решилась, то контракт… не радуйся, ее контракт будет считаться исполненным.

– Передам, – кивнула я.

Развернувшись, я протянула руку к двери, услышав вслед:

– В этом и пойдешь?

Опустив взор вниз, поняла, что все еще нахожусь в наряде то ли наложницы, то ли куртизанки, и нервно качнула головой. Однако инерционные движения уже вступили в силу. Дверь распахнулась, и меня будто что-то толкнуло в спину. Я сделала шаг вперед, чтобы тут же упасть на колени в коридоре собственной квартиры.

* * *

Боль в ногах вызвала содрогания всего тела. Слезы градом покатились по щекам. Беззвучно рыдая, я доползла до ванной и, скинув с себя одежду, в которой несколько часов назад отправилась в ад, долго стояла под ледяным душем. Стоило закрыть глаза, как мне казалось, что руки незнакомых мне мужчин тянутся, чтобы облапать мое тело, тогда как холодная вода тут же смывает эти ощущения. Стараясь не разбудить Ваньку, я прошмыгнула в свою комнату. Мысленно поблагодарив Милу за стакан с успокоительным, что сиротливо стоял возле разложенной кровати, я маленькими глоточками осушила его. Кажется, заснула еще до того, как голова коснулась мягкой, манящей, а главное, родной подушки…

…Сон. В этот раз он начался резко, как будто кто-то включил в темном сознании свет. Я стояла посредине огромного помещения, а два ряда готических колонн в шахматном порядке окружали площадку, залитую тусклым красным светом. Подняв взор вверх, я увидела овальный купол, испещренный мозаикой из маленьких красных стекляшек – именно проникая через них, свет приобретал кровавый отлив. Медленно поворачиваясь, я пыталась рассмотреть, что же происходит там, за колоннами, но кроме ощущения, что на меня смотрит несколько пар глаз, больше ничего не чувствовала.

– Светлая Алена Игоревна, ведите себя прилично, вы в зале суда! – раздался звонкий мужской голос, исходящий, казалось, от стен со всех сторон.

– Суда? – искренне удивилась я, замирая и почему-то смотря в наиболее темный угол.

– Именно! Суд! Вы призваны в качестве ответчика! – продолжал вещать неизвестный.

С каждой произнесенной репликой я ощущала злобу, что проникала в мое тело, выжигая на душе букву за буквой: «жестокость».

– Вы допускаете мысль, что ад жесток, – меж тем, словно находясь у меня в голове, произнес голос. – Вы позволяете этим мыслям свободно блуждать по вашему сознанию.

– Интересно, а разве можно запретить себе думать, если при этом я нахожусь в состоянии бодрствования? – изумилась я, все еще смотря в темный угол.

– Не стоит недооценивать себя, – раздался голос именно оттуда, куда я таращилась, что заставило меня вздрогнуть и подобраться.

Прищурив глаза, я пыталась расщепить темноту на молекулы, чтобы увидеть очертания плаща, который чувствовала. Жадно принюхивалась, надеясь уловить запах хвои и чернослива, но ноздри трепыхались от пыли и затхлости помещения, в котором я находилась.

– Что именно вы понимаете под жестокостью? – поинтересовался прежний голос.

Обреченно сомкнув веки, я шумно выдохнула, делая вид, что сдаюсь, и, глядя на собственные, почему-то босые ноги, произнесла:

– Во всем… – и, прежде чем мне задали уточняющий вопрос, продолжила: – Каждый атеркар утверждал, что они излечивают, очищают души, хотя по факту они перемалывают их.

– Бред! – резонно парировал голос. – Когда вы подпаливаете кастрюлю, забывая вовремя выключить огонь, как именно вы придаете ей первоначальный вид, при условии, что желание выкинуть ее вы пока отметаете?

– Тру, – осторожно ответила я.

– Чем? – уточнил мужской голос.