История запорожских казаков. Борьба запорожцев за независимость. 1471–1686. Том 2 - Дмитрий Яворницкий

Между тем жалобы панов на казацких предводителей достигли и короля Сигизмунда, и король выслал против них отряд войска в 2000 человек. Но уже сами паны, как, например, князь Константин Острожский, видели в этом лишь одни бессильные потуги со стороны своего правительства в борьбе с казаками: всем было известно, что войска Польской республики заняты были другим делом – борьбой с турками и татарами, и потому борьба с казаками считалась в это время невозможной. Напротив того, обстоятельства дел заставили поляков не только не преследовать казаков, а даже просить у них помощи против общих врагов, турок и татар.

И точно, весной 1595 года польское ополчение, под предводительством Яна Замойского, Жолкевского и Потоцкого, выступило за границу польских владений к Днестру; теперь против турок были уже, вместе с германским императором, молдаво-волошские господари и седмиградский князь. Затевалась большая война, и поляки опасались за собственные владения. 20 июля польские предводители были у Шаргорода; в августе они узнали о переправе через Днестр на шлях Кучмань многочисленной татарской орды и, не надеясь на собственные силы, нашли нужным просить к себе на помощь и казаков. Еще с ранней весны 1595 года они задабривали всячески Григория Лободу и старались привлечь его к своему делу; теперь же, ввиду большой опасности от мусульман, они прямо отправили к нему гонца и через гонца просили казацкого вождя поспешить к ним на подмогу, обещая за то испросить казакам прощение у короля за их противозаконные действия в Брацлавщине. Наливайко поляки совсем обходили в своих просьбах. На приглашение панов казаки сперва отвечали полным отказом, но потом некоторая часть их согласилась принять предложение и идти на помощь полякам.

Предложение поляков принял именно Григорий Лобода, который вышел на помощь к коронному войску 21 февраля, а 23-го числа того же месяца писал письмо с пути к князю Острожскому с известием о нанесении мусульманским воеводой поражения крымскому хану[179]. Но, приблизившись к границам Молдавии, Лобода, вместо помощи полякам, стал опустошать со своими казаками окрестности Тягина. Замойский, не видя в этом никакой для себя пользы, приказал казакам оставить Молдавию, в противном случае грозил поступить с ними как с неприятелями, и тогда Лобода оставил Молдавию и в январе 1596 года вернулся в город Овруч[180]. Поляки, оставленные казаками, отсиделись в лагере над Прутом, на урочище Цоцоре, и 8 августа 1595 года, по данным Кулиша, заключили мир с крымским ханом Казы-Гиреем[181].

Так кончился поход Лободы в помощь полякам. Что касается Наливайко, то он сразу отказался от содействия полякам, потому ли, что не желал вообще подавать помощи своим врагам, потому ли, что поляки обошли его в своей просьбе, или потому, что Наливайко, как честолюбивый человек, не желал играть при Лободе второй роли[182]. Отделившись от Лободы, ушедшего к коронному войску, Наливайко расположился в имении князя Константина Острожского, Острополе. На ту пору князь Острожский находился в другом своем имении Турове, на Полесье, и потому о приходе Наливайко в Острополь узнал через гонца в начале марта 1595 года и известил о том своего зятя, Криштофа Радзивилла: «Как Лобода, желая приязни со мной, вел себя спокойно относительно меня и моих подданных, так этот лотр[183] Наливайко, отставши от других, в числе 1000 человек, гостит теперь в маетности моей Острополе, и кажется, что придется мне сторговаться с ним. Другого Косинского посылает на меня Господь Бог».

Письмо князя Острожского писано в начале марта 1595 года, а в половине августа того же года Наливайко уже оставил Острополь и со своим отрядом отправился через Седмиградское княжество в Венгрию против турок на помощь германскому эрцгерцогу Максимилиану, начальствовавшему над имперской армией. В Венгрии Наливайко оставался до поздней осени, после чего, одобычившись большой добычей и получивши в дар от эрцгерцога большую войсковую хоругвь, вернулся через Самбор на родину. О своей иностранной службе Наливайко впоследствии сообщил королю Сигизмунду III следующее: «Не имея дома дела, а праздно жить не привыкши, мы, по письму к нам христианского цесаря, пустились в цесарскую землю, где не за деньги, а по собственной охоте рыцарской прослужили немало времени; но, узнав, что седмиградский воевода заводит свои козни против коронного гетмана, не захотели оставаться больше в той земле и не посмотрели ни на какие подарки». Так говорил сам о себе Наливайко; иностранные же писатели говорят, что казаки Наливайко, явившись в Венгрию для борьбы с врагами германского императора, больше думали о добыче, нежели о войне, и потому, как пишет все тот же Кулиш, ушли из Венгрии не сами собой, а были выдворены насильно немцами.

Возвратившись из третьего турецкого похода, Наливайко больше не думал уже о походах за границу. Теперь все его внимание обращено было на внутренние дела самой Украины. На Украине затевалось в это время дело, поднявшее потом на ноги все казацкое сословие, послужившее причиной ничем не угасимой вражды между православными и католиками и приведшее в конце концов к политической гибели государство Речь Посполитую. Это так называемая религиозная уния, выдуманная папой Климентом VIII, введенная на Украине королем Сигизмундом III и принятая русскими епископами – Луцким, Кириллом Терлецким, и Владимиро-Волынским, Ипатием Поцеем, впоследствии первым униатским митрополитом.

Собрав около себя до 2000 человек казаков, Наливайко прежде всего ворвался с ними в волынский город Луцк и с яростью обрушился на слуг епископа Терлецкого, приверженца унии. Навстречу Наливайко выехали за город бискуп и знатнейшие из шляхтичей и старались умилостивить его подарками; вместе с бискупом и шляхтичами к ногам Наливайко положили несколько тысяч злотых и купцы. Но при всем том дело не обошлось без шкод и убытков для города: пользуясь открывшейся на ту пору ярмаркой в городе, Наливайко прошелся по рядам караимовских лавок и собрал с них дань на казаков. Такую же дань он взял с костелов и шляхтичей, после чего, прогостив три дня в городе, отступил к Днепру и в это время написал письмо королю Сигизмунду III о том, будто бы он зашел в Луцк с единственной целью сделать в нем военные запасы и потом предложить свои услуги коронному гетману, но встретил со стороны гетмана и польских панов ничем не объяснимую вражду: «Даны били и мучили хлопят, паробков и нескольких товарищей наших или на приставах, или на пути к своим родителям». Вражда, однако, панов к Наливайко объясняется тем погромом, какой он произвел в городе; а насколько велик был тот погром, это видно из королевского листа, данного на имя луцкого поборцы Семашко, об освобождении жителей Луцка от питейного сбора, называемого «поповым сбором».

Передав все дело нападения казаков на город Луцк в самом невинном виде, Наливайко тем не менее не прекратил своих дальнейших походов и из Волыни направился в Белоруссию, дошел до Петрикович и обрушился на город Слуцк, куда прибыл 6 ноября. Слуцком управлял в то время староста виленский Ероним Ходкевич. Но он вместе с другими панами уехал в Белецк. Прибыв в Слуцк, Наливайко послал от себя с 500 казаками в Копыл полковника Мартынко; но Мартынко наткнулся на гайдуков Ходкевича и был ими убит; казаки его также были большей частью разбиты и сожжены, и только весьма немногие вернулись в Слуцк. Тогда Наливайко, взяв в Слуцке 12 пушек, 80 гакивниц (длинных крепостных ружей), 700 рушниц и 5000 литовских коп с жителей города, стал собираться к выходу из города. В это время он получил известие о выступлении против него пехоты литовского гетмана Криштофа Радзивилла и поспешил своим отходом из Слуцка; однако, при самом выходе, вечером 27 ноября, он не успел избежать столкновения с литовской пехотой и потерял несколько десятков человек из своей ватаги, но зато успел уйти от решительного столкновения с Радзивиллом и пробраться сперва в Олегович, а потом в город Могилев. Дойдя до Могилева и встретив здесь большое сопротивление со стороны жителей города, Наливайко 30 ноября (или, по другим данным, 13 декабря) взял его приступом и господствовал в нем в течение двух недель. Наезжая на дома и шляхетские маетности, он немало причинил шкоды шляхте, мещанам и богатым панам. Как пишет Кулиш: «Место славное побожное (то есть на реке Буге, или Боге) Могилев, дома, крамы, острог выжег; всех домов до 500, а крамов с великими скарбами до 400; мещан, бояр, людей учтивых, мужей, жен, детей малых побил, порубил, попоганил; с лавок и с домов неисчислимое число скарбов побрал»; кроме того, два костела с хранившимися в них бумагами и от разных лиц привилегиями «сплюндровал», и в этом погроме казаки долго могли бы еще упражняться, если бы к Могилеву не подошел гетман Радзивилл с 14 000 литовских и 4000 татарских войск. Тогда казаки заперлись в городе и стали отсиживаться в нем. Жители города, желая избавиться от казаков, зажгли замок огнем, и тогда Наливайко волей-неволей вышел на пригородную Илинскую гору, укрепился здесь и обставился пушками, гакивницами и полгаками. Против казаков расположились литовцы и татары, избрав себе так называемое Буйницкое поле в имении князя Соломерецкого. Противники сражались в течение целого дня, и под конец Наливайко нашел за лучшее покинуть Могилев и идти дальше. Но, оставив свою позицию, он наткнулся на панское войско, предводимое паном Оникием Униговским. Тогда между поляками и казаками произошла стычка, но в решительную минуту литовцы не поддержали Униговского, и он погиб смертью героя. После этого вслед за казаками отправлен был пан Буйвид с двумястами коней виленского воеводы и несколькими панскими слугами города. Но пан Буйвид, видя полный порядок в отступавшем казацком войске, не отважился напасть на него, и казаки дошли сперва до Рогачева, потом «припадали снова за какими-то практиками до Петрикович» и, наконец, по некоторым данным, очутились у Речицы.