Война за справедливость, или Мобилизационные основы социальной системы России - Владимир Макарцев

Легко работать на выгодных условиях, когда все немцы ушли бы воевать на Запад, не забрав ничего из наших запасов, например, 60 млн пудов зерна по соглашению с так называемой Центральной Радой, и наших земель. А на невыгодных условиях пусть работают большевики – судя по всему, именно это имел в виду барон Врангель.

После сказанного, думается, нет необходимости говорить о том, как далеко ушло юбилейное заявление нашего Президента от реальности: в нем нет и намека на истинные причины поражения России в Перовой мировой войне. Зато есть вольная интерпретация сложнейшего периода в истории страны. Этим любят грешить не только академики и либералы всех сортов, но и политические лидеры на всем постсоветском пространстве – надо же как-то себя идентифицировать, как-то оправдать в глазах народа за уничтожение великой страны, за ваучеры, за залоговые аукционы и, наконец, за первое место в мире по показателям имущественного неравенства.

Очевидно, что сказано это не просто так: это новый поворот в политике государства, направленной на шельмование советского периода, источником которого, между прочим, стала Первая мировая война, а не большевики. И победу украли не они, а европейские социал-демократы, демократическим образом проголосовавшие тогда в своих парламентах за военные кредиты, а сегодня голосующие за войну против нас, потому что экономические санкции – это тоже война, так как они представляют собой «акт насилия, имеющий целью заставить противника выполнить нашу волю» (К. Клаузевиц).

Наши «союзники» тогда украли нашу победу, нажившись на крови наших дедов и прадедов. Плодами их победы мы наслаждаемся до сих пор – все никак не можем встать на ноги, все-то они ставят нам палки в колеса. Но это наша История. Многие в ней оставили большую часть своей жизни, и не самую худшую. Там остались наши деды и прадеды, благодаря жертвенности и самоотверженности которых мы еще как-то существуем сегодня. И если в какой-то момент в противостоянии с имперской Америкой нашему Президенту потребуется поддержка народа, а не олигархов, тогда придется пересмотреть исторические оценки большевиков, которые в интересах народа установили социальную справедливость, попранную современными дельцами от бизнеса. Именно благодаря ей мы победили в Великой Отечественной войне. И именно из-за ее отсутствия мы проиграли Первую мировую.

Конечно, можно было бы «проехать», как это сделало профессиональное сообщество историков, но… если не мы, простые обыватели, то кто? Еще недавно, например, заявления подобного рода могли бы стать предметом рассмотрения в «Комиссии по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России»… – это если бы ее не распустили за полгода до того самого, юбилейного выступления Президента.

Так что, кроме нас, некому…

«Нынешняя война обнаружила болезненную раздвоенность нашего национального самосознания», – писал в 1917 году великий русский философ Н. А. Бердяев. «Что у нас есть «пораженцы» справа и «пораженцы» слева, это явление с трудом понятно французу, англичанину или немцу. С трудом понятно то извращение национального чувства, которое допускает защиту своего отечества лишь на известных условиях, лишь на условиях подчинения национальности известному государственному или социальному началу… Одни любят не Россию, а старый государственный строй… другие любят не Россию, а желанный им новый социальный строй; одним близки интересы дворян или бюрократии, другим – интересы рабочих или крестьян».[230]

Как точно сказано – раздвоенность национального самосознания. Сегодня это предпочитают называть социо-культурным расколом. Как бы то ни было, но сейчас несколько подзабылось, что революция в России началась с феномена «двоевластия», т. е. с раздвоения власти, что, конечно, было бы невозможно без раздвоения национального самосознания. Характерно, что война лишь «обнаружила болезненную раздвоенность». Другими словами, раздвоенность национального самосознания, приведшая к раздвоенности власти в ходе революции, существовала и до войны. Но что такое власть, и можно ли ее «раздвоить»?

Толковый словарь В. И. Даля дает такое определение: «Власть – право, сила и воля над чем-либо, свобода действий и распоряжений; начальствование; управление». Современное издание «Политика. Толковый словарь» дает: «Власть – (power) способность заставлять людей (или обстоятельства) совершать то, что иначе они бы не совершили».[231]«Энциклопедический словарь экономики и права»: «Власть – особые общественные отношения господства и подчинения, при которых воля и действия одних людей, организаций преобладает (доминирует) над волей и действиями других людей, организаций (подвластными)».[232]В Большой Советской Энциклопедии: «Власть – авторитет, обладающий возможностью подчинять своей воле, управлять или распоряжаться действиями других людей».[233]Толковый словарь Ушакова: «Право и возможность подчинять кого-что-нибудь своей воле, распоряжаться действиями кого-нибудь».[234]

Очевидно, что, как и в случае с социальной справедливостью, у исследователей до сих пор нет единого мнения относительно понятия «власть». Все современные словари трактуют ее в основном как возможность и способность воздействия на кого-то или что-то, а старые словари определяют власть прежде всего как право.

Сегодня развитие науки, видимо, так глубоко ушло в специализацию, что термин «право» используется только в публично-правовом смысле, где власть – это «организованное воздействие на сознание и поведение людей, направленное на достижение общих целей».[235]Странное, конечно, определение, как будто история не знает случаев, когда у «людей» и у власти были разные, совсем не общие цели. Но власть (и не обязательна государственная) от этого не перестала быть еще и правом, ведь без права она не может оказывать организованное воздействие на сознание и поведение людей, на социальные отношения в целом. Другими словами, право – это инструмент власти, а не только «регулятор общественных отношений». Начиная с каменного века человек пользуется инструментом, без него нельзя создать никакой продукт, но нельзя и достичь цели. А значит власть, как и всякую вещь, как социальную вещь, нельзя использовать без инструмента, т. е. без права, иначе не достичь цели. Поэтому власть и право предстают как бы двумя сторонами одной медали, поскольку это все-таки не одно и то же, как утверждают старые словари.