Татуировки. Неизгладимые знаки как исторический источник - Мария Борисовна Медникова

изображения новозеландских аборигенов стали широко известны европейцам благодаря рисункам художника Сидни Паркинсона, сопровождавшего Джеймса Кука в его втором плавании. Эти рисунки украшают многие энциклопедии татуировки

Нас же должно более всего интересовать, как в этом мифе трактуется происхождение татуировки. Во-первых, это произведение рассказывает о таком существенном событии, как окончательное разделение мира мертвых и мира живых. Соответственно, все без исключения детали повествования приобретают особый смысл. Здесь можно видеть набор необходимых элементов, свойственных подобным мифам: сакральный брак; вину героя (нарушение норм потустороннего мира); долгое путешествие; искупление вины преодолением испытаний; обретение новых свойств, умений, предметов, спутников; новое нарушение запретов, имеющее экзистенциальные последствия для всего человечества.

Что же можно сказать о татуировках маори, исходя из истории о Матаоре и Нивареке? Обычай раскрашивать лицо, принятый в «мире света» живых людей, отчетливо противопоставляется «настоящей моко», создаваемой Уетонги. Подчеркивается, что раскраска носит временный характер, ее легко смыть, смазать и, тем самым, «потерять лицо»[31] («это только тухи»). Моко нижнего мира нельзя утратить, она создается навсегда, причем далеко не безболезненно. В повествовании неоднократно подчеркивается кровавый и болезненный характер процедуры. Это неслучайно, поскольку татуировка здесь имеет отчетливое значение искупления грехов, жертвоприношения и сакрального дара.

Рис. 4.15. Те Рангитуке, вождь Кавакава, его жена и сын. Написанная в 1827 г. Аугустусом Эрлом картина зафиксировала богатую татуировку на лице представителя маорийской элиты (Docking G., 1990, p. 26)

Другой смысл моко, по-видимому, связан с посвящением. Мотив мужской инициации возникает в связи с нанесением совершенно определенных орнаментов, знаков, имеющих свое название и несущих информацию о владельце. Неоднократное упоминание в этом достаточно позднем повествовании ящерицы, скорее всего, не метафора, а отголосок древних тотемических представлений. Все эти обстоятельства помогают нам понять необычайную важность татуировки для новозеландских аборигенов. Имеющая сверхъестественное происхождение татуировка служила далеко не обычным украшением. Наверное, неслучайно лица знаменитых воинов и могущественных вождей маорийских племен столь тщательно покрыты сложной татуировкой.

Рис. 4.16. Хори Кинги Те Анауа. Картина Готфрида Линдауэра. Оклендская Городская художественная галерея Хори Кинги Те Анауа был верховным вождем племени Вангануи в 1860-х годах. В молодости он принимал активное участие в межплеменных конфликтах, участники которых не избегали каннибализма. Когда началась война между маори и европейцами, он выступил на стороне Пакеха. По выражению одного британского офицера, Те Анауа был «могущественным старым вождем с лучшими чертами маорийского аристократа». Немецкий художник Готфрид Линдауэр (1839–1926), по мнению современных искусствоведов, придал новозеландскому вождю германские черты. В то же время он с фотографической точностью запечатлел татуировку на лице маори (Docking G., 1990, p. 84)

Напоследок прибегнем к мнению такого признанного авторитета, как создатель структурной антропологии К. Леви-Стросс. По его словам, татуировка маори «впечатывает» в сознание все традиции и философию этой группы.

Рис. 4.17 а, б. Вожди маори в XIX в.

Рис. 4.18. A Noble relic of a Noble Race. Чарльз Фредерик Голди (1870–1947) изобразил жреца маорийского племени Тухое Вхарекаури Тахуна. Он тщательно прорисовал особенности лицевой татуировки моко (Docking G., 1990, p.85)

И, наконец, обратимся к эмпирическим данным, полученным этнографами. Они подтверждают и дополняют выводы, к которым мы пришли выше. В Новой Зеландии татуировка составляла привилегию правящего класса. Операция была особенно болезненна, поскольку, в отличие от остальной Океании, инструмент был без зубцов, а с прямым режущим лезвием. «Пациент» подвергался самым суровым запретам. «Он становился полон такой святости, что не должен был даже сам прикасаться к своей пище, и его кормил кто-нибудь из приближенных». Для того чтобы напоить татуируемого, изготавливали специальные сосуды, богато украшенные резьбой. Интерес вызывают сообщения о том, что некоторые маорийские вожди использовали орнамент татуировки на своем лице в качестве подписи или, точнее, герба. При заключении договоров с европейцами о передаче земель они копировали на бумаге фрагменты рисунков своей татуировки [Народы мира, 1916, с. 207]. Можно думать, что такой договор становился в глазах маори священным.

Австралия

Член экспедиции прославленного мореплавателя М. П. Лазарева на шлюпе «Мирный», ознаменовавшейся открытием Антарктиды, мичман Новосильский живо интересовался обычаями коренного населения и, по-видимому, первым из русских авторов описал некоторые ритуалы австралийских аборигенов. Так, он обратил внимание, что по достижении совершеннолетия юношам выбивали два передних зуба, после чего они становились равноправными мужчинами и самостоятельными охотниками. Девушкам еще в малолетстве отрезали два сустава мизинца на левой руке, которые будто бы «мешали наматывать лесы при рыбной ловле» [Фирсов, 1988, с. 144]. Другой участник плавания, художник П. Н. Михайлов, старательно запечатлевавший все виденное, оставил выразительные портреты вождя брокен-байского племени Боонгаре и его жены Маторы. На груди и в верхней части плеча этих людей можно видеть последствия татуировки, точнее, шрамирования. Узор татуировки незамысловат: основным элементом служит композиция из трех идущих параллельно коротких линий. Эти орнаменты напоминают шрамы от когтей зверя. Кроме того, носовая перегородка у вождя перфорирована, в полученное отверстие вставлена кость.

Рис. 4.19 а, б. Неизгладимые знаки на телах вождя австралийского племени брокен бай Боонгаре и его жены

В начале XX в. этнограф А. Р. Браун отметил, что обычай наносить рубцы на тело распространен во всех австралийских племенах, и у мужчин, и у женщин. Местом для рубцов избирались обычно плечи и грудь. Рубцевание производилось не в один прием, а на протяжении всего юношеского возраста. За один раз могли нанести не больше двух рубцов. Среди обычаев инициации австралийских аборигенов важное место занимали ритуальные ограничения в еде. Мальчикам на какое-то время запрещалась самая престижная для племени пища: например, мясо вомбата, черепахи, эму или ехидны. По мере возмужания юноши запреты снимались. По словам Брауна, «процесс этот тянулся так долго, что человек успевал состариться и поседеть, прежде чем ему разрешалось все кушать». В некоторых племенах нанесение рубцов бывало приурочено к отмене запрета есть престижную пищу. Туземцы подвергали себя другим операциям, приводившим к появлению «неизгладимых знаков» – к прободению носовой перегородки и выбиванию одного из резцов [Народы мира, 1916, с. 100]. В мифе, распространенном у племен Вираджури, божество Дарамулун говорит, что в момент посвящения он убил мальчиков, разрезал, сжег, а потом воскресил «новыми существами, но без одного зуба» (цит. по: Элиаде, 2002, с. 47).

Рис. 4.20. Австралийский абориген из Квинслэнда

О нанесении австралийцами шрамов в знак