Смерть в Лиссабоне - Роберт Уилсон

Так это он, подумал Фельзен, которого при виде англичанина ожгло точно огнем. Дружок Лоры ван Леннеп, тот самый, который не достал ей визы! Как его там? Эдвард Бертон.

Абрантеш велел шоферу англичанина помочь убрать дерево с дороги, но шоферу идея эта пришлась не по вкусу. Он был уже не простым работягой. Подобная работа не по нем, да и где обещанная тысяча эскудо? Абрантеш лишь надвинул шляпу ему на глаза, но Фельзен, который и так находился на грани, не выдержал. Выхватив из рук одного из мужчин какую-то деревянную дубину, он набросился на шофера. Шофер мгновенно одумался, но было уже поздно. Фельзен бил его дубиной со всей силой, наотмашь. Шофер упал под градом первых же сумасшедших ударов, но Фельзена это не отрезвило: в ярости он опустился на колени и все бил и бил, уже не соображая, кого или что он бьет.

Мужчины прекратили работу и глядели на него сквозь стекавшие по их лицам ручьи пота.

Фельзен вытер пот рукавом, протер глаза, но все было по-прежнему как в тумане. Он тяжело дышал и, все еще стоя на коленях, чувствовал, как пульсирует кровь в голове и все дрожит перед глазами. Он взглянул на окровавленное человеческое месиво перед собой, и его чуть не стошнило. Он поднялся, ноги его дрожали, дубина, которую он волочил за собой, была вся в крови. Англичанина рвало.

Мужчины вернулись к прерванной работе, и Фельзен думал, что сможет заняться англичанином, пока не увидел их лица. Мужчины были смущены и напуганы этим человеком, способным убить из-за пустяка. Фельзен уже наблюдал на их лицах подобное выражение, но тогда его вызывал Абрантеш.

— Вот теперь, — сказал он, наставляя на них дубину, — вы можете оценить необходимость дисциплины. Не правда ли, сеньор Бертон?

При упоминании его фамилии англичанин рывком поднял голову, но выговорить ничего не смог; губы на совершенно белом лице тряслись. Лоб был мокрым от пота, как у холерного больного.

— Закопайте его, — приказал Фельзен, бросив дубину к ногам мужчин.

Абрантеш повел Бертона к машине и усадил на заднее сиденье, в то время как Фельзен сел за руль. Остановившись возле дома Абрантеша, они принесли оттуда стул, моток веревки и из погреба бутылку холодного багасо. Затем подъехали к заброшенному вольфрамовому руднику в горах возле Амендуа, выработанному на глубину больше тридцати метров. В багажнике машины у них была жаровня, немного древесного угля и несколько шурисо. Абрантеш побрызгал багасо на угли и развел костер.

В портфеле у Бертона Фельзен обнаружил пачки банкнот на общую сумму пятьсот тысяч эскудо и неподписанный контракт на восемьдесят тонн вольфрама по концессии на рудник в Пенамакоре. В горле у него по-прежнему першило, но воды не было, и он стал тянуть холодное багасо, утираясь рукавом.

— Вы с Лорой-то потом виделись? — спросил Фельзен по-английски, прочитывая контракт.

— В «Медвежьей берлоге», — машинально ответил Бертон.

— Получила она свою драгоценную визу?

Бертон смотрел куда-то вдаль, где за горизонтом была его родная страна. Фельзен вновь приложился к бутылке, пытаясь заглушить пронизывающую, как иголка, головную боль. Холодная струя алкоголя обожгла пищевод.

— Так получила или нет? — спросил он опять.

Бертон поднял на него безумный взгляд, но на вопрос не ответил.

Фельзен порылся в карманах англичанина и извлек оттуда бумажник. Среди мелких денег он нащупал фотографию.

— Так получили, что хотели? — спросил Фельзен. — Хоть это-то скажите мне.

— Я не хотел, чтобы она получила визу.

— В таком случае весьма вероятно, что вы не получили, чего хотели.

— А чего я хотел?

— Вы хотели… — Фельзен сделал паузу. — Трахать ее хотели, мистер Бертон, разве не так?

— Лору? — переспросил англичанин.

— А-а, — произнес Фельзен. — Случай недопонимания…

— Я что-то не улавливаю.

— Расчета Лоры. Вы не поняли ее расчета? Вы добываете визу… Нет, не так. Судя по всему, ты способен добыть визу… значит, можешь и трахать меня. От самого слова «виза» глаза ее автоматически зажигались любовью. Каждый мог это наблюдать, мистер Бертон! Я был не первым, мистер Бертон, смею вас уверить, и уламывать ее тоже долго не пришлось.

Фельзен повертел фотографию в руках.

— «С любовью Эдварду», — прочел он, и почему-то слова эти вызвали у него новую вспышку злобы. — Знаете, Эдвард, не морочьте мне голову. Наверно, она вытворяла такое, на что и распоследнюю шлюху с Фридрихштрассе не уговоришь.

Бертон вскочил и, кинувшись на Фельзена, обхватил своей тощей рукой бычью шею германца. Детский кулачок ткнул Фельзена, угодив по почкам. Мощный локоть Фельзена ударил его в ответ, как поршень паровика. Англичанин упал. Абрантеш дул на угли.

Фельзен привязал Бертона к стулу и сделал еще глоток багасо. Голова у него теперь прояснилась, боль была не такой острой. Он потряс контрактом перед лицом англичанина:

— Ты влез на мою территорию, Эдвард. Ты крадешь мой вольфрам. Кого еще ты облапошил?

Бертон отключился. Он не слышал немца. Не чувствовал ни едкого дыма, поднимающегося от древесных углей, ни пыхтения Абрантеша, раздувавшего их. Не видел, как загораются странным красным светом облака на небе.

В багажнике Фельзен отыскал проволоку. Абрантеш начал жарить шурисо, вращая их над углями необычными для него деликатными движениями рук. Фельзен засыпал уполномоченного все новыми и новыми вопросами. Язык уже плохо слушался его — сказывалась выпивка. Алкоголь возвращал к мыслям о Лоре, украденных запонках, Эве, Лереру, той шлюхе из Гуарды, с которой он спал накануне. Бертон молчал, раздражая этим Фельзена.

— Та жирная румынская свинья из отдела виз говорила, что полиция Салазара прошла выучку в гестапо, — сказал Фельзен. — Мои коллеги называли Крамера. Крамер теперь в концлагере комендантом. Там в концлагере свое дело знают. Мы все слышали об этом, Эдвард, и знаем, что там делается, но одно дело просто знать и совсем другое — узнать на личном опыте. Сам я в концлагере не был и знаю все только из вторых рук, так что не удивляйся, если работа моя покажется тебе несколько грубоватой, что ли…

Фельзен сунул проволоку в раскаленные угли. Потом снял с англичанина ремень и, воспользовавшись ножом Абрантеша, разрезал на нем брюки и трусы. Нашел кожаную рукавицу, сунул в нее руку и вытащил проволоку из огня. Помедлил, почувствовав за спиной дуновение ветра, поглядел вверх на полыхавшее ярким заревом небо, а потом шагнул к англичанину.

Крестьяне, зарывшие в сосновом бору тело шофера, вернулись в Амендуа уже после пяти. Жарко было не на шутку. Глаза щипало, рты невольно наполнялись густой и горькой слюной. Пройдя к роднику, они долго пили и, намочив в воде платки, обтирали ими шею и лицо. Прекратили это, лишь заслышав крик какого-то животного. Крик был странный, такого они еще не слышали, и кричало животное, видимо, от дикой боли.