Красно Солнышко - Виктория Гетто

А воин возле избы бабки Тороповой остановился, с коня спрыгнул. Привязал того за уздечку к ограде. Затем повернулся, отвесил людям поклон, опять развернулся и в дом вошёл. Миг – и вдруг крик истошный из избы послышался. Ломанулись туда мужики. Никак, лихое чужак учиняет?! Двери в дом вынесли и остановились, поражённые: сидит бабка на постели да голову приезжего гладит, гладко выбритую по варяжскому обычаю. А тот на коленях перед ней стоит, в живот её уткнулся лицом. Увидела старуха такое, замахала рукой на вломившихся в избу мужиков, тогда только кто-то сообразил, что за чужинец к ним в гости пожаловал, протянул:

– Сородичи! Это же Храбр Торопов! А говорили – сгинул…

Тот, видно, услышал, поднялся, и родовичи вновь притихли – вымахал парень за два года в косую сажень! Плечи широченные, мышцы через кольчугу бугрятся.

– Коня моего на общинную конюшню сведите.

– Сделаем! А ты…

– Живой я. Здоровый. Просто дальний поход был. Задержался в пути. Можете потрогать. – И руку протянул, мол, щупайте. Не морок я.

Да протолкался тут крепкий мужик в избу, увидел Храбра, чуть не в ноги ему кинулся:

– А Слав мой, жив ли?!

Улыбнулся молодой воин, сразу понятно стало, что в порядке всё с тем, о ком спрашивали. Но и словами облегчил душу отца друга:

– Жив-здоров твой сын Славута, дед Добрыня.

– Здоров… – облегчённо выдохнул родович, потом вдруг спохватился: – А чего это ты меня дедом кличешь?

Храбр расплылся в улыбке:

– Так ты им уж месяц как стал! Дитя у Слава народилось.

– Дитя?!

– Дитя, дед Добрыня! В грудне[29] жёнка его родить должна была.

– Жёнка?!

Но тут очнулась бабка, зашикала на всех, замахала руками:

– Уходите, уходите! Коня Храброва обиходьте пока! Завтра приходите. Дайте мне с внуком побыть! Когда ещё увидимся… – Слезу непрошеную со щеки смахнула.

Храбр сиротой был. Кроме бабки, у него и не было никого. Налетели вороги, захватили град. Людей порубили, замучали. Застава, правда, отомстила, изведя всех кочевников. Да только от рода уцелели лишь бабка и две только родившие молодухи, которых в тайник вместе с детьми спрятали… Остальные-то потом на эти земли пришли. Из других родов. Так Совет племён постановил, чтобы земля пустой не оставалась…

Послушались мужики, стали друг друга подталкивать к двери, на двор выбираться. Потом двое отроков внесли вьюки, повели лошадь на общинную конюшню. Расседлали, дивясь богатой сбруе, тщательно вычистили, выскребли. После воды принесли. Тёплой. Насыпали овса в ясли щедрой рукой. Жеребец громадный, сильный. Под стать всаднику. Косит большим глазом на юнцов, но плохого себе не позволяет. Ни копытом не бьёт, ни кусает. Спокойный, видно. Хрустит себе зерном, перемалывает большими ровными зубами. Дали морковку – схрупал в мгновение ока. Благодарно ткнулся в руку мордой. А что? Животина тоже сладость любит.

Едва Храбр с бабушкой одни остались и старушка бросилась к печи – внука-то покормить с дороги надо, как опять в двери стучатся. На этот раз не вышибая, когда думали, что на помощь спешат. Нет, аккуратно, вежливо. Одна соседка заскочила, принесла миску капусты квашеной, ягодой клюквой богато проложенной. Вторая репы притащила пареной. Третья – ногу кабанью закопчённую. Ещё одна – каравай тёплый, только из печи, видно, вытащенный, пшеничный. И пошло-поехало! Одна за одной бабы идут, несут угощенье и заедки праздничные: пироги с начинкой и простые лепёшки, орешками пересыпанные. Ягоды томлёные, мочёные, сушёные… Часу не прошло – стол в избе ломится. Родович вернулся. Помочь надо. А в следующий раз и тебе помогут. Нет такого у славян, в одиночку жить. Не прокормишься! Почему и самое страшное наказание, кроме смерти, конечно, из рода изгнать. Извергом сделать. Ни поля не вспахать, ни защитить себя и близких.

Испокон века славяне друг за дружку держатся, потому и живы. Потому что гурьбой и батьку бить сподручнее. Будь роды славянские поодиночке, давно истребили бы их находники, кочевники и прочие желающие обрести земли и рабов. Империя латинская, ещё первого Рима, истинного, пыталась на славян ярмо надеть – не вышло. Исчезли римские легионы в дремучих лесах, словно их и не было. До Рима персы хотели эти края завоевать. Еле ноги унесли. Бросали раненых, мёрли от жажды и голода. Не вышло у них. Перед персами кочевники из степей пожаловали. И остались от них лишь одинокие каменные статуи, разбросанные по Дикой степи… А до кочевников-хунну приходили и вовсе неведомые племена. Только память славянская о них ничего не сохранила хорошего. Видно, недостойны были. Но и в прежние времена, ещё до Потопа великого враги о славянские роды всегда зубы ломали. Что атланты безжалостные, что наги ужасные. Мало кто возвращался. Если вообще возвращался… Но тем и сильны славяне, что стараются жить мирно. Чужого не захватывают. Людей не угнетают. Нет у них рабства подобного тому, что в тёплых краях. Нет и воровства. Не ходят рати захватывать чужие земли. Миром стараются всё решить. Ибо силу свою сознают славянские племена. А истинно сильный – всегда добр. Лишь слабый вымещает свою ущербность на других. Стремится их оболгать, навредить, украсть, ударить в спину исподтишка. Ибо чует подсознательно своё ничтожество. И чем слабее народ, тем хуже к другим относится. Но не истинный славянин!

С утра, едва рассвело, Храбр первым делом на конюшню направился, друга своего четвероногого навестил, посмотрел, как о нём позаботились, сыт ли? Попоной ли тёплой накрыт? Ледышки-наморозки из-под копыт вычищены ли? Проверил, потом по граду прошёлся, провожаемый взглядами завистливыми молодых ребят. Не у одного глаза загорелись при виде одёжи добротной, в здешних краях не виданной. От оружия знатного. Что уж о коне богатырском говорить – бегали всю ночь по очереди, любовались вороным.

Впрочем, что здесь гулять-то? Град – место невеликое. Едва четыре сотни людей в нём живёт… Задумался парень, идя по утоптанному вчерашними гулёнами снегу, откуда жрецы целую тысячу народа возьмут? Впрочем, не его это дело. Как-то там брат Слав поживает? Всё ли у него хорошо? Как дружина зимует? Кого родила чудинка другу – сына или дочку? И словно запнулся, замер на месте – встало перед взором лицо той дочери Оттоновой, когда они коровок тощих забирали у франков… И чего это вдруг? Мотнул головой, снова пошёл дальше, походкой неспешной, пока до дома родителей Слава не дошёл. А там его уж заждались, все глаза проглядели! Хотят о сыне да о семье его вести узнать. Просто места себе не находят от нетерпения.

Постучал Храбр в двери дубовые, мешковиной прошитые сверху. Вошёл в сени, обмёл веником сапоги щегольские, чёрного сафьяна. Хоть и холодно на улице ныне, да надо же кураж свой показать, похвастаться? А ведь, если честно, надел на ноги красивую обувку, лишь когда из-за вала выезжать собирался. До этого в валенках ехал…

Вторые двери открыл, внутрь избы вошёл, поклонился хозяевам, за накрытым угощением столом гостя ждущим с самого утра. В ответ тоже поклоны получил радушные. На славянских землях кланялись не подобострастно, как раб господину, а в знак приветствия либо уважения. Хозяин к столу пригласил, на почётное место усадил, рядом с собой. И хозяйка напротив уселась, на парня глядит, как на чудо невиданное. Стали вопросы задавать. Пришлось речь держать, отвечать. На всё, конечно, не мог парень ответа дать, но о семье сына их старался отвечать полностью. Интересовались, естественно, кто такая невестка. Откуда родом, сколь ей годков. Умелая ли хозяйка, и как у них жизнь складывается. Храбр отвечал обстоятельно, честно. Что девица ликом красива, нравом кротка и послушна. Родом – сирота чудская, племени славянами незнаемого. Но характером вельми добра и ласкова. Кто у пары родился, сказать он не может, поскольку не ведает. Долго в пути был. Да ещё в Арконе-граде дела дружинные вершил. И так чудо, что смог домой заехать, родные края повидать. А приедет ли когда сам Слав с невесткой – тоже не знает. Поэтому родичей обманывать не хочет. Как боги пожелают, так и будет. Надеяться же на лучшее стоит. А коли есть желание и возможность, то он вообще предложил бы им к сыну перебраться. Хотя тут только им решать. Но готов передать Славу весточку, а тот у князя разрешение возьмёт. Земель там много свободных, все добрые. Зверь в лесах несчитаный, а врагов, почитай, и нет. Так что думайте, уважаемые родичи, решайте. Он ещё три дня в граде побудет, и потом ему путь назад лежит, в Аркону. А по весне – обратно в поход.