Лики старых фотографий, или Ангельская любовь - Юлия Ник

и не хлеб на прилавке. Настоящее дело — оно всегда и грязное, и тяжелое, и кровавое — хоть что возьми. И зерно, и скотина, и война, и больница. Всё. И человек появляется в крови и боли. И всё это и есть соль земли. Без неё и цветы не нужны никому. Так-то милая, — сетовала Насте бабушка Марфа на житьё в деревне, помогая названной внучке малуху отмывать и время от времени выглядывала во двор: «Чтой-то нашего хозяина нынче долго нету? Темно уж. А никак приехал?»

— И вот зачем это на земле существуют комары? — тайна эта, зашифрованная в пищевой цепочке всех времён, была для Ларика сейчас невыносима!

Ларик тайком отлил у Эльки раствора соды и унес в кабинет Алипия, к которому понемногу привыкал. Нет, такие свидания его не устраивали. Задница и спина чесались нестерпимо всю ночь. Приснилась, было, Алька, но она была в эту ночь неуместна в его сне, и даже неприятна, на фоне отчаянно зудевшей задницы состоявшегося мстителя.

В середине следующей недели Ларик свозил Настю в институт, удостовериться, что она зачислена, и узнать, какие документы ей надо ещё принести. Эля заранее дала Ларику пять рублей, чтобы он тортик «Киевский», безе с орехами, или «Полёт», где-нибудь постарался купить для вечернего праздничного чая. Такое событие для девчонки надо было обязательно отметить. Настя и в свою бывшую школу заскочила, выкупить фотографии с выпускного вечера, которые сделал для их выпуска чей-то знакомый фотограф. Сделал он ей и портрет, и во весь рост сфотографировал.

Так на всю жизнь и застыла девчушка, похожая на фото на белокурого ангела в белом платье со смущенным и радостным взглядом, изумленная чем-то. Настя и самой себе понравилась. А бабулечки нашли старинную картонную рамочку-паспарту для фото. И теперь Настя, улыбаясь изумленно и смущенно, смотрела на саму себя в рамочке на столе. Толстая её коса, уложенная в узел, выглядывала на затылке, украшенная бантом и кончики слегка вьющихся волос пушистым облаком светились вокруг лица. А рядом стояли портреты папы, который улыбаясь смотрел на свою дочурку. И Насте казалось, что выражение папиного лица на этих портретах всё время менялось. Сейчас папа был спокоен за Настю. Ей казалось, что горькая складочка возле рта у него стала гораздо мягче.

Ларик только по нужде принимал участие в этих милых и радостных для Насти событиях. Он и сейчас взял кусок торта и ушел на крыльцо пить чай. Не хотел он никакой радости видеть, когда у него самого было так погано на душе. Да, он был эгоистом и прекрасно это осознавал. Да, он ещё и сволочью хотел бы быть, и тоже давал себе в этом отчёт. И эти мысли, и осознание, давали ему тщеславное мстительное удовлетворение, он мысленно мстил всем женщинам, кому ни попадя, за то, что с ним происходило. Несчастнее себя он никого вокруг не видел.

— Чем хуже, тем лучше, и пусть все идут к черту! — Ларик остервенело глотал горячий чай, не чувствуя ни вкуса торта, ни обожженного языка, ни комариных укусов.

Глава 6. Карьеры бывают разными

А Настюшка в те дни остервенело и весело терла и мыла коридоры и классы. Надо же успеть всё вымыть гораздо раньше, чем наступит первое сентября. Маляры даже смеялись, что она не даёт им возможности качественно работать, наступает на пятки: «Настюша, ты куда торопишься-то? Всё равно вперёд нас не проскочишь».

Весёлая девчонка всем нравилась, директриса быстро поняла, что мытьём полов могла бы заниматься и другая, менее способная к общению девушка или старушка, и что эта девушка — сущая находка для их школы. Ближе к первому сентября директриса завела с Настей разговор на предмет должности старшей пионервожатой в их Берлушевской школе (или Пыталовской, как числилось в районо) на полставки и с укороченным рабочим днём, как и положено было по закону для несовершеннолетней.

Разумеется, Настя согласилась и решительно удвоила, как тогда говорили, «производительность труда», успевая и полы мыть, и в суть работы вожатой вникать. Это для неё труда не составляло. Просто она хорошо помнила свою пионервожатую в школе, Иринку, с её очками, уменьшающими её сливовые выпуклые глаза до чёрных бусин. У Иринки были самые красивые на свете блузочки и юбки, которые только можно было себе вообразить, она была всегда такая весёлая и нарядная, выглаженная и накрахмаленная. А когда в школу примчался посыльный из больницы сообщить, что Иринкин, отец находится при смерти, Настюшка запомнила, как аккуратно спускалась по ступенькам Иринка, белая, как полотно, и, похоже, она ничего перед собой совсем не видела. Но выглядела она и в эту минуту, как всегда — леди.

Самым важным с точки зрения Насти, в работе пионервожатой у Иринке было то, что самых отчаянных шалопаев и бездельников-мальчишек она влюбляла в себя одним простым приемом. Она без устали и без остановки, почти наизусть, могла часами рассказывать у ночного походного костра истории Шерлока Холмса, поднимающие в обступающей ночи у костра стада мурашек на коже у девчонок, (девчонки этого и не скрывали). У мальчишек такие истории тоже, конечно, гоняли эти стада мурашек, но пацаны хорохорились, в худшем случае садились спиной друг к другу, и боком к возможной опасности из окружающего темного леса. А ещё Иринка знала почти наизусть Жюля Верна, и тоже могла часами рассказывать про эти путешествия. Ребятня гонялась за ней по двум этажам школы, отвоёвывая право держаться за руку. Авторитет у Иринки был непререкаемым для всех пионеров школы, и даже комсомольцев, которые выходили потом из рядов этих пионеров, пока Иринка заочно училась в «педе». А потом она ушла работать в редакцию газеты. Но и несколько лет спустя помнила всех своих пионеров по именам и кличкам.

Вечерами Настя, обложившись методичками, заранее писала план мероприятий, которые надо было проводить со всеми классами пионерского возраста. Провела перепланировку пионерской комнаты, организовав посередине большой стол для посиделок за кружкой чая, как и они с Иринкой когда-то сидели вечерами, слушая и рассказывая всякие истории и случаи, и так незаметно и спокойно сплачивались и сдружались. Тут в селе всё было ещё проще. Ребята знали друг друга с пеленок, ну, по крайней мере, с садика — точно.

— Коля, в следующий раз привези сюда собрание Жюля Верна, Шерлока Холмса и ещё книги про индейцев, пиратов, и путешественников для Насти, — попросила Эля, от души обрадованная таким «карьерным ростом» своей подопечной.

Книги тогда были в жутком дефиците, почти