Джон Рид - Теодор Гладков

Первой заботой американцев в Петрограде было урегулирование их отношений с властями, ибо они уже убедились, что с последними шутки плохи. Джек резонно рассудил, что по крайней мере один человек в Петрограде должен ему помочь — посол Соединенных Штатов Америки. Но тот, увы, оказалось, принадлежал как раз к той категории людей, которая считает оказание помощи ближнему (то есть нарушение привычного течения жизни) помехой своим прямым служебным обязанностям. Почему-то ряды государственных служащих всех цивилизованных стран пополняются именно из их числа.

Господин Джордж Мари, посол США, маленький человек с седыми усами и бесцветными, невыразительными глазами за стеклами очков, оканчивал свой завтрак, когда его покой был нарушен вторжением высокого молодого человека. По некоторым признакам посол безошибочно определил в нем, во-первых, соотечественника, во-вторых, журналиста. И то и другое означало, как валет в гадании на картах, хлопоты и, следовательно, неприятности. Аккуратно вытерев губы салфеткой (он ел яйцо всмятку), посол сухо ответил на приветствие.

Рид представился, объясняя причину, которая привела его в столь сравнительно ранний час в зал ресторана отеля «Астория», где, как ему сообщили, господин посол имеет обыкновение завтракать.

Посол безучастно выслушал его и как-то не очень убедительно сказал:

— Рад вас видеть в Петрограде, мистер Рид.

Потом добавил уже окрепнувшим голосом:

— И позволю дать вам совет: покиньте Россию в самый короткий срок.

— Но почему? — Рид был более чем изумлен.

— Министерство иностранных дел информировало меня, что вы очень, очень беспокойная особа. Вы въехали в Россию с фальшивым паспортом, проникли без разрешения в военную зону, имели при себе письма к еврейским революционерам.

Рид был ошарашен, но все-таки попытался что-то объяснить.

— Но мой паспорт изготовлен в Вашингтоне, в чем вы легко можете убедиться. Писем ни к каким еврейским революционерам у меня не было в помине. Видимо, речь идет о списке американских граждан, который мне передал ваш коллега в Бухаресте. В этом вы тоже можете легко убедиться. Что же касается разрешения посетить фронт, это именно то, за чем я обращался ко всем властям, с которыми имел дело.

Вся эта речь с таким же успехом могла быть адресована египетской мумии. Безучастно выждав, когда Рид окончит, посол все тем же ровным, дистиллированным голосом сказал.

— Кроме того, ходят слухи, что вы стреляли по французским траншеям. Еще раз настоятельно рекомендую вам немедленно покинуть Россию.

На этом аудиенция закончилась. Утром следующего дня Джек отправился в американское посольство и был принят первым секретарем мистером Вильсоном. Господин секретарь сообщил Риду, что в ближайшее время Рида вышлют за пределы империи, и дал совет, прямо противоположный сделанному накануне послом:

— Посему ни в коем случае не выходите из своего отеля и не предпринимайте попыток уехать самостоятельно.

Положение становилось отчаянным. В довершение всего Рид и Робинсон довольно быстро и легко заметили, что за ними установлена слежка. Куда бы они ни шли, где бы ни были, их как тени сопровождали удивительно терпеливые личности, одетые под порядочных людей. Из факта их существования американцы вскоре сделали своеобразное развлечение. Например, они садились у открытого окна в номере отеля и направляли на дежурного филера две бутылки из-под пива Филер, думая, что за ним наблюдают в бинокль, начинал в панике метаться по асфальту. В другой раз, выйдя из гостиницы, Рид и Робинсон наняли дорогого лихача и велели ему гнать что есть сил. За первым же углом они остановились. В то же мгновение в них чуть не врезалась вылетевшая из-за поворота пролетка со шпиками.

Поскольку республиканцы не пожелали вступиться за них, друзья решили обратиться за помощью к монархистам. Робинсон, хотя и прожил в США восемнадцать лет, по паспорту, как родившийся в Канаде, считался британским подданным. Он отправился в посольство Великобритании в Петрограде и рассказал о сложившейся ситуации. Английский посол счел, что подобное обращение с подданными короля Георга оскорбляет гордость британского льва, и обещал немедленно заявить протест министру иностранных дел Сазонову.

Прошло несколько дней. Каждое утро Рид шел в ресторан «Астория» и говорил послу США одну и ту же фразу: «Что намерен делать посол для защиты чести и интересов американских граждан?» Получив один и тот же ответ: «Как, вы еще не покинули Петроград?!» — Рид удалялся.

После третьего или четвертого визита господин Мари при виде Рида нервно дергался. В конце концов Джеку все это надоело, он наговорил послу уйму неприятных вещей и пообещал написать обо всей истории в американские газеты.

Несмотря на совет не оставлять стен отеля, Рид и Робинсон съездили на денек в Москву. После красавца Петрограда узкие, кривые улицы первопрестольной столицы не произвели на Рида особого впечатления, но циклопические стены Кремля, буйно прекрасный и неповторимый Василий Блаженный потрясли его воображение. Когда же он взглянул на непередаваемо своеобразную панораму Москвы с высоты Поклонной горы, с того самого места, на котором некогда стоял Наполеон, он почувствовал, как в груди его словно защемило. Матушка Москва ревниво сберегала какие-то непередаваемые, но очень важные черты национального духа. И Джек понял это, хотя, конечно, за малостью времени не смог во всем полностью разобраться.

Вернувшись в Петроград, американцы убедились, что надеяться на улучшение отношений с властями не приходится. И они решили бежать. В полицейском участке за тридцать пять рублей в их паспортах поставили штампы, дозволяющие выезд за границу. Потихоньку оставив гостиницу и сменив несколько извозчиков, Рид и Робинсон сели в поезд, следовавший в Бухарест.

Но утром в Вильно их разбудил стук в дверь купе. Вошел небесно-голубой жандармский офицер и, принося тысячу извинений, объявил, что он получил телеграмму из Петрограда, обязывающую его снять их с поезда и вернуть обратно.

В Петрограде Рида и Робинсона доставили прямо к шефу полиции. Не пригласив посетителей даже присесть, шеф зачитал им распоряжение великого князя Николая Николаевича: «С получением сего господину Вордмену Робинсону, британскому подданному, и господину Джону Риду, американскому гражданину, предписывается в двадцать четыре часа выехать из Петрограда во Владивосток. В противном случае они будут преданы военно-полевому суду и строго наказаны».

Прямо из департамента полиции Рид и Робинсон бросились к своим послам. Положение их и в самом деле было отчаянным: во-первых, в ближайшие двадцать четыре часа не было ни одного поезда на Владивосток; во-вторых, у них попросту не хватило бы денег на столь долгую дорогу.

Господин Мари хотя и принял Рида, но отказался ему чем-либо помочь. Посол Великобритании, к счастью, не счел за труд немедленно отправиться в министерство иностранных дел и заявить энергичный протест. Он сказал Сазонову, что оба высылаемых — очень авторитетные лица в американской печати и произвол по отношению к ним может вызвать крайне нежелательную для русского правительства реакцию американских газет и, следовательно, общественного мнения. Это, видимо, произвело впечатление, и Сазонов убедил августейшего самодура отменить свое распоряжение.