Ночь, когда Серебряная Река стала Красной - Кристин Морган

"А-а-а, черт!" — закричал лидер, испытывая сильную боль. "Ублюдок подстрелил меня!"

Затем поднялся еще больший шум. Мужчины ругались и кричали. Снова раздались выстрелы. Быстро выпрямившись, Канна снова услышала треск выстрела из винтовки на фоне звона бьющегося стекла, когда кто-то бросил что-то — факел? кирпич? — в окно почтового отделения.

У нее сжалось сердце, имя мужа было у нее на устах. Но она сделала то, что он хотел, и бросилась бежать.

Стрелять в любого, кто попадется ей на пути? С удовольствием! Невысокий мужчина в бязевой бандане, надетой как маска, попытался схватить ее, когда она выходила из переулка, и Канна нанесла ему удар в грудь. Он попятился назад, на его рубашке расплылось темное пятно. Она продолжала идти вперед.

Неровная земля и острые камни рвали ее ноги, но она не позволяла этому остановить или даже замедлить ее. Мимо зданий и домов — церковь горела, но краткий взгляд на изуродованный ужас внутри почти обрадовал ее: какое чудовище могло совершить такое? Проповедник Гейнс не был ее любимым человеком в мире, отнюдь нет, но даже он не заслуживал…

Когда она завернула за угол салуна, на ее пути внезапно возникла еще одна фигура. Темная тень мужчины, в сомбреро и серапе, с двумя пистолетами в руках… но то, что она смогла разглядеть в его лице, заставило Канну вскрикнуть.

Его лицо… его глаза… там, где должны были быть глаза… сросшиеся узлы шрамов, извивающиеся от виска к виску… переносица — изрезанная руина….

Она подняла пистолет, чтобы выстрелить, но человек без глаз выстрелил первым.

2 Что за человек

Как Хорсекок рассказал Нейту, семейная пара — Уолтер и хозяйка Мэгги — оказались не в его вкусе, нет, совсем нет. Уолтер был готов пойти на любые унижения, деградацию, издевательства и боль, чтобы защитить свою жену и уберечь ее от беды. Невзирая на то, что это означало для него самого.

Очень достойно с его стороны. Благородно. Хорошо и правильно. Достойный муж. Настоящий мужчина.

С другой стороны, этот коллега-адвокат…

О, этот адвокат, этот Эммерсон Прайс, оказался именно таким, какого искал Хорсекок. Сплошное высокомерие и бахвальство. Гордый. Надменный. Напыщенный, как самый длинный день. Как ты посмел это сделать и если бы у тебя была такая идея. Считая себя лучше других из-за своего богатства, воспитания и образования. Своего высокого положения. Его положение в обществе. Как будто такие, как Хорсекок, не могут чистить ему ботинки.

Большая болтовня, горячее дерьмо на блюдечке с голубой каемочкой, выдвижение требований, обещание страшных проклятий. Сама мысль о том, что Хорсекок придет в его дом! Сама наглость! Как будто он мог изгнать Хорсекока только своими словами и гневом, изгнать его, как бродячую собаку с хвостом между ног.

Это длилось не дольше первого удара. А первый удар даже не был сильным. Всего лишь подзатыльник, чтобы привлечь внимание адвоката. Вряд ли это был единственный раз, когда кто-то замахнулся на этого надутого болвана, хотя его оскорбленная реакция, конечно, заставила его так подумать.

За это Хорсекок нанес второй удар, причем с чувством. Удар по губам свалил Прайса на задницу. Обида исчезла, сменившись ошеломляющим страхом.

Угадайте, что, даже крутой и горячий адвокат может пострадать. Важные политические связи не помешали Хорсекоку третьим ударом подбить глаз. Диплом какого-то модного колледжа на востоке не помешал четвертому удару расшатать несколько зубов.

Впрочем, третий и четвертый удары последовали позже. Первых двух было достаточно, чтобы остановить его кривляния, если не сразу превратить его в хнычущее, умоляющее, извиняющееся желе. Достаточно, чтобы усадить его в кресло, привязать и зафиксировать, чтобы они могли поговорить.

Миссис, ну, она была кроткой, как мышка, в ней не было ни капли борьбы или сопротивления. Искра давно погасла в ее душе; Хорсекок видел это совершенно отчетливо. Она висела вокруг нее в шали избитого согласия.

Это его раздражало. Когда-то она могла быть живой, энергичной леди. Возможно, она была милой и нежной. С милым смехом и умением радоваться таким простым мелочам… веточка букета… пикник… любование закатом.

Давно она не смеялась и не радовалась ничему. Хотя она была явно напугана ситуацией, что-то в ее изможденной позе говорило о том, что это всего лишь очередная плохая рука в непрерывной карточной игре жизни.

Хорсекок применил свою обычную тактику: застал их крепко спящими и разбудил грубой, внезапной силой. Их жилище было прекрасно обставлено и чисто вымыто. Нигде ни пылинки. Полы такие чистые, что их можно было протирать. И ни одной горничной или наемной девушки. Все это ее собственная работа, он был уверен.

И какую благодарность она получила?

Скудная, блядь, благодарность — таково было его предположение.

Вскоре он убедился, что наверху был ребенок… мальчик. Только тогда хозяйка проявила нечто большее, чем трепет. "Пожалуйста", — сказала она, задыхаясь и робея, не в силах встретиться с Хорсекоком взглядом. "Наш сын, пожалуйста, не трогайте его; он крепко спит, он не…"

"Молчать, женщина!" — перебил адвокат, снова напустив на себя грозный вид, словно ее дерзость оскорбила его; кто дал ей право говорить?!

Тогда Хорсекок подбил ему глаз. Затем он заверил хозяйку, что не собирается ругаться с ребенком, пока тот не проснется, не вмешается и не попытается сделать какую-нибудь глупость. "Хотя, может быть, — добавил он, — здесь есть несколько уроков, которые ему не помешало бы усвоить. Уроки о том, что за человек его отец".

Такого, который, что неудивительно, не слишком стремился разглашать местонахождение своих денег, даже когда были предложены определенные наказания в отношении его жены. Оскорбления, которые Хорсекок, как это было ему свойственно, описал в мельчайших подробностях.

Вскоре он снова был на взводе, натягивал пуговицы брюк и рвался в путь. Миссис стала унылого цвета воды для стирки. Не рыдала, не умоляла. Просто смирилась со своей печальной участью. Безнадежная. Сломанная. В выражении лица адвоката промелькнула жалкая, ненавистная, бессильная ярость.

"Делай, что хочешь", — прошипел он. "Все равно сделаешь. Не то чтобы у меня был выбор!"

"Ну, мистер Прайс, сэр, я удивлен. Такой умный, образованный парень, как вы, должен знать,