Седьмое небо в рассрочку - Лариса Соболева

Под его медлительную и не всегда понятную речь Шатунову на ум пришла Тата, она ведь тоже украла, обманула, предала… А если разобраться, то и он вор… Но это только по пьяни сознание отравляли угрызения совести, в трезвом виде совесть тактично помалкивала, собственно, без нее было хреново-хреново.

Переживания скрашивали мысли о Еве, Шатунов ее каждый день ждал, а однажды подумал, что свидания в кочегарке – верх свинства по отношению к ней. В срочном порядке он купил трехкомнатную квартиру с так называемым евроремонтом, приобрел импортную машину, вызвав нездоровый ропот среди рабочих, мол, и этот такой же, а вот был Жирнов…

– Такой же, – злясь, цедил сквозь зубы Шатунов.

Такой же, а зарплату получали ежемесячно в отличие от многих тружеников города. В сущности, он свыкся с неблагодарностью, но, как все талантливые люди, надеялся, что его когда-нибудь оценят по заслугам. Каждому, каждому хочется справедливой оценки, мечтается услышать слова благодарности, но и тут он промахнулся – такова уж человеческая природа.

Чтобы ускорить встречу с Евой, заодно напомнить о себе, Шатунов настрочил записку, где указал новый адрес и домашний телефон, подписался, как и в предыдущей записке, буквой «Л». Она поймет. Записку отвез туда же, где однажды оставил цветы в благодарность за выздоровление, и бросил в почтовый ящик.

С кончины Жирнова начался период, о котором Шатунов не любил вспоминать, и первый звоночек-предупреждение поступил от Дубенича. Леха еще не догадывался, в какой смертельный капкан скоро угодит.

Юрка, пионер нового класса предпринимателей, назначил рандеву в ресторане Таты, будто не знал о рогах, послуживших причиной развода. Здравомыслящий человек сочтет неэтичным данный поступок, а Шатунов так и вовсе должен был оскорбиться и отказаться, люди-то весьма обидчивы. Но Леха многому научился и, заподозрив козни, предложение принял, поехал на своей иномарке, гонимый любопытством: что же нужно Дубеничу и при чем здесь Тата?

Он припарковал машину у входа, вошел в кабак вразвалочку, как хозяин не только жизни, но и данной забегаловки, где пахло жратвой, как в затрапезной столовке. Однако дух совдепии здесь витал не только в запахах с кухни, ничего не изменилось и в интерьере. Официантки в тех же фартуках и пестрых одеждах лениво бродили между столами – это когда владельцы кабаков начали срочно одевать в униформу персонал, заботясь о качестве услуг во всех направлениях бизнеса. Лехе даже скучновато стало.

Дубенич привстал, чтоб Шатунов заметил его, и махнул несколько раз рукой: сюда, сюда. А рядом с ним стояла Тата, сложив внизу живота руки, на одном запястье болтался золотой браслет, подаренный когда-то мужем. Да и платье на ней кто покупал?

В порыве злорадного торжества Шатун устроил выход-антре, излучая благополучие и удовлетворенность жизнью. Шикарный костюм, золотая цепь на шее толщиной с палец, на пальцах перстни – ну так! Граждане с Погореловки золото уважали, если оно измерялось килограммами, а цепь слыла моднейшим атрибутом всякой рожи размером с ламповый телевизор. Правда, модный среди уголовного сословия малиновый пиджак Шатун не приобрел – колер этот не любил.

И только очутившись рядом, когда встретился с заискивающими глазенками бывшей, понял, как глупо, по-детски ведет себя. В первый миг он мечтал досадить Тате, мол, я, как видишь, живу без тебя и не тужу, ты же без меня в старых тряпках ходишь – так тебе и надо. А увидев близко, неожиданно понял, что она жалкая и неинтересная.

– Как живешь? – улыбнулась ему Тата, показав замечательные беленькие зубки.

– А у меня вид человека, который живет плохо? – усаживаясь за столик, пожал плечами Шатунов и по-доброму рассмеялся. Да хорошо ему стало, потому что он освободился от этой красивой пустышки.

Смех подхватила и Тата, смеялась она немного угодливо, немного кокетливо, потом сделала одолжение, сообщив, что дорогих гостей обслужит сама. Вон как: Леха дорогим стал. Она напрашивалась в компанию, уж кто-кто, а он знал все ее ужимки. Шатунов взял меню, раскрыл его, а там ничего нового.

– Ну, давай… столичный салат. Два. Только, Тата, салат отдельно, а майонез отдельно, я хочу видеть, что ем, поэтому сам перемешаю.

– Как скажешь, Леня, – улыбалась она мило, будто собралась кормить заморского принца.

Он ухмыльнулся: такая покладистость с покорностью во время совместной жизни ему не снились.

– Далее… Отбивная? Ну, чтоб не сало на кости, а мясо, ладно?

– Леня, ты меня обижаешь.

Сколько же подметил он в ней искусственности, неискренности, пошлости, жеманности, а когда-то… не стоило и вспоминать. Шатунов сделал заказ, потом поставил жирную точку между Татой и собой тем, что отсек ее, отвернувшись, насколько было можно, и поинтересовавшись у Дубенича:

– Зачем звал?

– Видишь ли… – Юра тоже вскинул глаза на Тату, она поняла, что теперь здесь лишняя, и, играя задом, уплыла. – В нашем деле, Леха, непременно нужны свои люди в верхах, милиции, да во всех сферах. Зачем? Чтоб вовремя получить нужную информацию, сейчас она касается тебя. Жирнов отдал душу богу, ты, как я понимаю, остался вместо него… (Шатунов молчал, выжидал.) Леха, кидай все на хрен и уходи в сторону.

– А что так?

– Пьяный бюджет всегда притягивал акул из коридоров власти, это же стабильный доход. Короче, я тебе говорил, когда просил помочь Жирнову, что на завод положил глаз кое-кто сверху…

– Кто? – оставаясь в полном спокойствии, спросил Шатунов. – Ну, говори, говори, раз позвал.

– Леха, не могу. Мне голова дорога, думаю, тебе тоже. По-дружески советую: уйди оттуда, а с твоими мозгами ты…

– Стал хозяином завода, по факту это моя собственность, – завершил его фразу Шатунов на свой лад. Он всласть насладился возникшей паузой, а чтоб продлить шок, дополнил: – Кстати, я купил и пивзавод у Жирнова.

– У Жирнова?! – вымолвил Дубенич, таращась. – Жирнов хапнул… Почему об этом никто не знает? Ну, ребята… Ну, вы даете… А как же оценка государственной собственности комиссией?

– Документы в ажуре, – заверил Шатунов.

Поистине знатную аферу провернули с Жирновым, впрочем, схемой воспользовались довольно распространенной – банкротство, затем приобретение обанкротившегося предприятия за три копейки. Просто те, кто «положил глаз», находясь наверху, не доглядели, что делается внизу, да и не уследишь за всем. Они посчитали Жирнова старым дураком, зама его – безнадежным тупицей, а обоих разом – ослами.

– Не могу сказать, что радуюсь за тебя… – оттопырил нижнюю губу Дубенич. – Но восхищен. Ей-богу, восхищен. Желаю теперь отстоять бизнес. Кстати, как посмотришь, если к нам присоединится Тата?

– Отрицательно. Хочу поужинать и – домой.

– А помириться с ней не хочешь? Ну, погляди, какая цыпа без хозяина осталась. Звезда, ей-богу. Позвать?

– Не, не, – лениво отмахнулся Шатунов. Как раз лень и должна дать понять, что эта тема мертва.