Вавилонские младенцы - Морис Дантек

Губы Мари в зеркале произнесли некое послание. Оно появилось в воздухе в виде облака эктоплазмы, говорящей голосом ее матери:

— НИКАКИХ СОМНЕНИЙ, КРОШКА МОЯ.

Мари смело взглянула на галлюцинацию, которая обрела зримую форму в зеркале.

На жуткое лицо ее извращенной матери-матрицы, отныне стремившейся к единственной цели: проглотить Мари и отправить ее в небытие.

— ЧТО МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ СО МНОЙ ТАКОГО, ЧЕГО Я УЖЕ НЕ ПЕРЕЖИЛА, ДОРОГАЯ МАМОЧКА?

Галлюцинация издала ужасающий смех:

— ТО, ЧТО ТЫ СОВЕРШИЛА, — НИЧТО В СРАВНЕНИИ С УЧАСТЬЮ, КОТОРАЯ ТЕБЯ ОЖИДАЕТ, МАЛЕНЬКАЯ ДУРОЧКА. МЕНЬШЕ, ЧЕМ НИЧТО.

Мари ничего не ответила. Она рассматривала череду образов, оживавших на космическом экране зеркала. Слои ее индивидуальностей, лишенное органов тело, обнаженную память, созданный воображением призрак женщины, которая произвела ее на свет.

Мари прекрасно знала: оскорбительные фразы в ее адрес произносил ее собственный голос.

Романенко не сводил глаз с экрана.

В электронной почте появилось новое сообщение. Послание от Торопа, зашифрованное в соответствии с установленной процедурой.

Письмо было лаконичным, но чертовски интересным:

«Мисс 3. почувствовала недомогание. 17-го числа, в 8.30 утра, у нее случился обморок. В настоящее время больше никаких последствий не наблюдается. К вмешательству специалистов со стороны не прибегали. Считаем, что произошедшее стало результатом смены часовых поясов и жары».

Романенко не мог отвести взгляда от ключевого слова. Обморок.

Сообщение о том, что обморок повторился, чуть не заставило полковника подпрыгнуть от изумления.

Здесь крылось что-то важное. Очень важное.

Он набрал на клавиатуре видеотелефона номер доктора Уйсурова и попросил секретаря сразу же соединить его с врачом, поскольку речь шла о неотложном деле.

— Доктор, — произнес Романенко, — я должен как можно скорее увидеться с вами.

— Завтра, около пяти часов, вам будет…

— Вы меня не поняли. Я приеду немедленно.

Лицо доктора резко менялось, притом что скорость передачи изображения составляла восемнадцать кадров в секунду.

— Я… сейчас? Но помилуйте, десять пациентов ждут меня в прием…

— Немедленно, доктор.

Лицо застыло, на нем появилось непроницаемое выражение, и по ту сторону экрана воцарилось молчание, нарушаемое лишь потрескиванием спутниковой связи.

— Спасибо за готовность помочь, доктор, — холодно бросил Романенко и прервал сеанс связи.

Потом надел пиджак, попросил секретаршу отвечать всем, что с ним нельзя связаться, и спустился на подземную парковку. Сел в старенький «ниссан» и помчался к доктору Уйсурову.

— Полковник, чего вы от меня хотите? Как я могу поставить диагноз без осмотра пациентки? — доктор Уйсуров пожал плечами и поднял обе руки в знак полной беспомощности. — Сожалею, но я не астролог.

Улыбнувшись, Романенко протянул врачу лист древней термочувствительной бумаги. Бумага была позаимствована из гуманитарных поставок компании IBM.

— Что это? — спросил Уйсуров.

Улыбка Романенко стала шире.

— Перечень основных симптомов. А также пульс, давление, температура тела и ряд других основных данных.

Уйсуров взял бумагу и, слегка поморщившись, водрузил очки на нос. Он долго читал, что-то тихо бормоча. Потом вернул листок полковнику:

— Те же симптомы, что и в прошлый раз. Вот и все, что я могу сказать.

Улыбка полковника застыла. Он взглянул врачу прямо в глаза:

— Мне нужно знать причину.

— Информации недостаточно. Могут быть десять тысяч самых разных причин. Нужны подробные анализы.

Ледяная улыбка не сходила с губ Романенко.

— Мне нужен список этих причин, доктор.

— Это невозможно. Речь идет о практически всех дисфункциях, касающихся обмена веществ: вирусы, бактерии, нервное потрясение. Откуда мне знать?..

Романенко молча смотрел на врача. В его голове бешено крутился вихрь фактов.

Боже мой!

Какого же дурака он свалял…

Он поспешно оставил Уйсурова и снова заперся в посольстве.

* * *

«Магазин „Варшава“ никуда не делся, — заметил Тороп, толкая застекленную дверь. — И не слишком сильно изменился за двадцать пять лет», — добавил он про себя, взяв тележку возле турникета у входа в торговый зал.

Он направился в овощной отдел, на ходу разворачивая список покупок, который составил вместе с Ребеккой. Тороп принялся выбирать огурцы, взвешивая каждый из них в руке.

Он давно пришел к тому, что успех любой операции кроется в идеальном учете деталей. Крохотных повседневных мелочей. В данном случае это подразумевало необходимость урегулировать целую кучу вопросов.

Одна из самых важных проблем — кто, где и как будет делать покупки.

Тороп не мог не признать, что держать членов команды взаперти три месяца, да еще и в разгар лета, — значит испытывать на прочность нервы этих людей, и особенно Мари, которая явно страдала от гипогликемии, обезвоживания, клаустрофобии, тахикардии, лунатизма и других, неизвестных им заболеваний. Было очевидно, что ей не удастся долго продержаться в их душном убежище.

Грузный мафиози во время встречи в Чингизских горах был очень категоричен: «Вы выведете ее на улицу лишь в случае крайней необходимости или по требованию моего человека. Ладно, иногда устраивайте для нее небольшие прогулки, чтобы она не засохла от сидения на одном месте. Но вы должны избегать людных мест: баров, дискотек, музеев, бассейнов, мотелей, домов свиданий. Ясно, господин Торп?»

Тороп выбрал полдюжины огурцов, потом направился к помидорам.

Сегодня и в ближайшие несколько дней появляться на улице с Мари нельзя. Он приказал Ребекке внимательнее следить за входами в квартиру и особенно за палисадником, выходившим в переулок. А Доуи получил команду занять наблюдательный пост на балконе, который как раз нависал над этим палисадником. Туда вела металлическая винтовая лестница.

В мясном и молочном отделах Тороп взял недорогие бифштексы и копченое мясо, йогурты, французский и датский сыры. Положил в тележку пиво, кока-колу и минеральную воду. Добавил лапшу по-вьетнамски и встал в очередь в кассу.

Он искал в бумажнике двадцатидолларовые бумажки, когда вдруг почувствовал, что по его телу пробежала первая волна мурашек. Это встревожило Торопа.

Он оплатил покупки, не выдавая своего смятения, и доброжелательно улыбнулся кассирше.

Вторая волна мурашек пробрала его до спинного мозга.