Такое запутанное дело. Когда конец близок - Фрэнсис Дункан

Был теплый день, солнце светило мягко и дарило умиротворение. Постепенно его мысли начали тонуть в тумане и вскоре исчезли.

Проснулся Мордекай Тремейн от шепота волн и боли в затекшей от неудобного положения шее. Он открыл глаза, посмотрел по сторонам и пригляделся к камням у подножия скал примерно в пятнадцати ярдах от него. На них лежали пляжные халаты и полотенца. Тремейн взглянул чуть дальше и за камнями – там, где берег изгибался – увидел границу воды. Из моря вышли мужчина и женщина. Женщина сняла купальную шапочку, встряхнула волосами и превратилась в Хелен Картхэллоу, а спутником ее оказался Лестер Имлисон. Держась за руки, они побежали по пляжу, словно веселые дети.

Потом Мордекай Тремейн признавал двойственность поступка, однако в тот момент он снова закрыл глаза и притворился спящим. Вскоре стали отчетливо слышны голоса.

– Прости, Лестер. Правда, не могу, – произнесла Хелен Картхэллоу.

– Но почему? – возразил Имлисон. – Я оставил машину в укромном месте. Уверен, что никто не увидит, как мы уедем. Успеем прокатиться до вересковой пустоши и вернуться к обеду.

Голос Хелен звучал разочарованно, но твердо:

– Ничего не получится, Лестер. Я пообещала Адриану позировать в течение часа. Он вернется с минуты на минуту.

– Почему бы ему не подождать для разнообразия? Он пишет портрет вовсе не по доброте душевной. Тебе это отлично известно. Если ему так уж необходимо создать чей-то образ, могу прислать Роберту. Она-то точно будет счастлива.

– Адриан – мой муж.

– Незачем об этом напоминать! Какого черта ему не хватает порядочности дать тебе развод? Подлец просто издевается над нами обоими. Он…

Лежа с закрытыми глазами, Мордекай Тремейн не увидел предупреждающего жеста Хелен, однако понял, что такой жест был. Имлисон понизил голос и сообщил:

– Все в порядке. Спит.

Мордекай Тремейн разрывался между несколькими непреодолимыми желаниями. Веки сами собой пытались подняться. Шея и плечо требовали свободы, как требует свободы тело, заточенное в смирительную рубашку. Ну и, разумеется, неудержимо хотелось чихнуть – оглушительно и громко. Он терпел, пока хватало сил, а потом все-таки сдался: пошевелился и открыл глаза. Вздохнул с облегчением: халаты и полотенца исчезли. Осторожно, будто возвращаясь из глубокого сна, потянулся и поднялся. Ведущая наверх тропинка пустовала; на мосту никого не было.

Мордекай Тремейн сложил шезлонг и убрал на место, в пещеру. Прилив стремительно наступал, но еще оставалось время вернуться домой по пляжу, прежде чем вода отрежет следующий мыс по направлению к Фалпорту. Можно было бы подняться по тропинке – вряд ли по пути ему встретились бы Хелен Картхэллоу или Лестер Имлисон, – однако рисковать не следовало, чтобы случайно не выдать себя.

В другое время Тремейн непременно заглянул бы в каждую из множества пещер, но сейчас детская забава его не привлекала. Ситуация, случайным свидетелем которой он только что стал, была слишком взрослой.

В дом Тайнингов Мордекай Тремейн вернулся в несвойственном ему состоянии депрессии и обрадовался, услышав, что заботливый хозяин купил на вечер билеты в «Павильон». Возможно, удастся отвлечься от нескончаемых неприятных мыслей.

Он ожидал увидеть второсортное представление с участием некогда симпатичной певицы, чьи голос и фигура неисправимо пострадали в безжалостной борьбе со временем, и вульгарного комика, повторяющего избитые шутки со страниц старых низкопробных журналов. Вместо этого искрометное шоу приятно удивило разумным подбором материала и профессиональным исполнением. Хор вступал вовремя, а большинство номеров могли бы претендовать на более престижные залы. Забыв о Хелен Картхэллоу и любовном треугольнике, не без основания названном вечным, Мордекай Тремейн с удовольствием погрузился в новые впечатления примерно на сорок пять минут.

Среди мужской половины труппы Тремейн углядел невысокого человека в смокинге, делавшем его квадратным. Он участвовал в первом номере программы, и уже тогда у Тремейна возникло тревожное ощущение дежавю: фигура казалась знакомой. Затем артист исчез со сцены, а мимолетное воспоминание утонуло в восторге, порожденном исключительно элегантным представлением песни «Мой герой» из мюзикла «Шоколадный солдат» – тем более трогательным, что исполняла ее молодая и привлекательная певица.

Однако через тридцать пять минут после открывших концерт вступительных тактов пианиста квадратный актер вновь предстал перед публикой. Уверенно подошел к рампе и продемонстрировал несколько пародий на знаменитых киноактеров и дикторов. Зал наградил его мастерское выступление долгой овацией. Мордекай Тремейн аплодировал немного рассеянно и озабоченно. Он узнал пародиста и не сомневался, что на сцене стоит тот самый потрепанный человек, который разговаривал с Адрианом Картхэллоу в темном переулке Ист-Энда. Необычная форма головы исключала ошибку.

Как только в зале вспыхнул свет, Тремейн прочитал программку. Отыскать нужного участника представления не составило труда, поскольку каждое из выступлений имело порядковый номер. Мортон Уэстфилд. На отдельной странице, предназначенной для фотографий членов труппы, среди прочих улыбалось и его лицо, подтверждая сходство.

Мордекай Тремейн счел совпадение чрезвычайно любопытным.

Если это, конечно, было совпадением.

Держа кисть в вытянутой руке, Адриан Картхэллоу передавал на холсте величественную ярость прибоя, атакующего мыс Трекарн. Сидя на камне неподалеку, Мордекай Тремейн наблюдал за быстрыми уверенными движениями от первых штрихов до заключительных цветовых аккордов, вдохнувших в картину жизнь.

Направляясь в «Парадиз» и встретив возле моста художника с этюдником на плече, он подумал, что план провести пару часов в интимной атмосфере, а возможно, даже услышать несколько интересных признаний, потерпел фиаско. Удивительно, однако, что Картхэллоу пригласил его составить компанию.

– Разумеется, если вам не будет скучно.

– Нет! – горячо воскликнул Мордекай Тремейн, будто услышал какую-то ересь. – Но вы уверены, что своим присутствием я не стану отвлекать вас от работы?

– Напротив, буду рад собеседнику. Только в одном случае я возражаю против свидетелей: когда пишу портрет. В это время я действительно становлюсь дикарем.

Картхэллоу вывел машину из построенного неподалеку от моста каменного гаража и взял курс на мыс Трекарн. Установил этюдник на плоском участке, где скалы расступились, образовав небольшую укромную площадку и открыв великолепное нагромождение камней у кромки воды. Мордекай Тремейн наблюдал, как быстрые движения кисти без видимого напряжения переносят пейзаж на холст.

– Что за чудо – краски! – заметил он, когда небо прочертила широкая желтая лента охры.

Картхэллоу усмехнулся:

– Полагаете, все решает цвет, которого не было на земле или на море? – Вслед за желтой полосой на горизонте вспыхнули красные отсветы. – Знаю, что изображаю вовсе не то небо, какое видите вы, однако не хочу превращать картину в фотографию. С этой задачей лучше справится камера. Мне же важно уловить атмосферу, передать чувство и непосредственное впечатление.