Подвал - Алексей Шолохов

Разлили, выпили. Дима не отставал. Анатолий рассказывал о какой-то пьянке, где они «оприходывали Юльку Веретено». Забавная история (судя по тому, как Толян погыгикивал, она таковой и являлась) как-то не увлекла. Дима все время думал, как вывести на разговор Саню. Не мог же он сказать, что знает об измене его жены и ее смерти. А если даже и мог, то остальная часть, где речь пойдет о призраках, может насторожить спортсмена, и он в лучшем случае замолчит, а в худшем набьет ему морду.

– А знаешь, почему Веретено? – спросил Толян.

Дима не был уверен, что хочет это знать. Но Анатолию было наплевать, хочет или не хочет. Он просто говорил.

– Она вертится, когда…

– У тебя какие-то проблемы? – вдруг спросил Сашка у Димы.

Сысоев открыл рот. Такого поворота он не ожидал. Нет, он, конечно, был возможен, но Дима не был готов к такому вопросу. Вопрос означал одно: конец пикника. Что бы он сейчас ни ответил, у него будут проблемы. Но Дима решил рискнуть.

– Я знаю, что произошло в твоей семье.

Реакция собутыльников была еще более неожиданной, чем вопрос о проблемах. Анатолий присвистнул, поспешно встал и удалился к реке. Сашка хмуро посмотрел на Диму и сказал:

– Она никогда не была моей семьей. – Он, казалось, протрезвел. – Точнее, так и не стала ею. Хотя, видит бог, я хотел этого больше, чем кто-либо. Я знал, что она на передок слабая, но… Ты знаешь, что такое любовь?

Знал ли он? Дима задумался. Не любил бы он Лену, разве был бы таким болезненным разрыв с ней? Или это просто боль собственника, потерявшего козу, машину или дом? А может, любовь со временем превращается в чувство собственности? Черт его знает. Он не мог ответить на простой вопрос. Поэтому Дима пожал плечами.

– Я влюбился в нее. Я влюбился в нее еще в школе. Но у каждого из нас сложилось… Ни хрена у нас не сложилось!

Он замолчал. Тишина неприятно давила на уши, и Дима решил нарушить ее:

– Она любила тебя?

Зачем он это спросил? Наверное, хотел понять, любила ли еще его Лена, когда изменяла. Александр поднял на него глаза и улыбнулся. Хищно, зло.

– Самое главное, что я любил ее.

Дима понял, что был прав. Это чувство собственника. Он владел ею как вещью. Стоило кому-то воспользоваться его имуществом, он ломает его. Да, да. А почему бы и нет? Ведь вполне можно рассматривать и такую версию. Ублюдок застукал свою ненаглядную и убил ее. Серпом или молотом, не суть важно. Горе-любовника, может, тоже, но вряд ли. Если он не местный, то его могут хватиться. А у Веры из родни только дядя Семен, который по какой-то причине укрывает убийцу своей племянницы. Да, так и есть. Любовника он отпустил, а с Верой жестоко расправился.

– Давай лучше выпьем, – предложил Сашка. Ухмылка сменилась довольно приветливой улыбкой. – Что случилось в доме, в котором обитаешь, ты наверняка наслышан от крестного.

Дима думал, что ослышался.

– От кого?

– От крестного моего, дядьки Семена.

Не сказать, что эта новость стала шоком для него, но он был удивлен. Вот почему Семен Макарович так глотку рвал за спортсмена. Дима вспомнил, с какой ненавистью и пренебрежением Семен говорил о Вере-сестре и о похождениях Веры-племянницы. Надо понимать, на весах чувств краснолицего с небольшим перевесом победил Сашка. То есть из всего этого выходило (теперь уж наверняка), что все его подозрения о причастности любовника или хозяина дома были напрасны. Виновник самоубийства или убийства сидел в полуметре от него.

– Ну, так что, накатим? – Саша поднял бутылку и показал Диме. – За любовь.

* * *

Мозг отказывался переваривать информацию в таком виде. Она была сырой и сочащейся кровью, как кусок свинины в мясной лавке. Было ясно одно, что если ему не лгут, то что-то недоговаривают точно. Цели их вполне понятны. К ним приходит придурок с заявлением, что общается с девушкой, погибшей пару лет назад. Хорошо, если он действительно придурок. А если он таким образом пытается докопаться до истины? Вот тут они и врубают инстинкт самосохранения. Озвучивают официальную версию. Самоубийство.

Дима смотрел «Новости-24» по РенТВ. Когда появился этот канал, он не знал, но ему было все равно, что смотреть. Новости по РенТВ ничем не отличались от новостей по НТВ. Тот же бред, выгодный верхам. Единственное, что он смотрел с удовольствием, так это советское кино и мультипликацию. Дима прекрасно понимал, что и тогда была пропаганда. Но она хотя бы так не отупляла, как реклама прокладок и лекарственных средств от запора и энуреза. Одебиливание народа не за горами.

«А я первый», – подумал Дима.

Какого черта он вообще затеял все это? Он же не герой. Не герой из своих романов, бороздящий на своем звездолете просторы Вселенной.

– Я влез в это, потому что думал, она живая, – вслух произнес Дима. – Живая!

Но последнее видение дало понять ему, что девушка мертва. Черт, мертва! И она чего-то хочет от него. Но чего? Вообще в призраков он не верил. До этого. Он скорее готов был поверить в жизнь в центре Луны, чем в нее же после смерти. Но это было тогда, давно, миллион лет назад в московской квартире. Сейчас он не знал, чему верить, а чему нет. А самое главное, его тревожило послание Веры. Три обезьяны. Мидзару, Кикадзару, Ивадзару. Ничего не слышу, ничего не вижу, ничего не говорю. Эти три фигурки означали не просто глухоту, слепоту и немоту. Это был своего рода оберег от зла.

– Со мной никогда не произойдет зла, – сказал Дима и приложил руки к ушам, – если я не услышу зла. – Руки переместились на глаза. – Если я не увижу зла и если я не скажу зла. – Он закрыл руками рот.

Оберег от зла… но что она этим хотела сказать? Ведь понятно, что себя она не уберегла. Она хочет предупредить его? Он не понимал собственной роли, отведенной ему в этой драматической постановке. А может, она просто хотела сказать, что их было трое? Три ублюдка, допустивших погибель девушки. Дима все больше склонялся к мысли, что здесь произошло убийство. Изнасилование и убийство. Три выродка. Двух он знал. Третий оставался в тени. На ум приходил только Толик. Но Дима тут же отмел эту мысль. Анатолий был полным ничтожеством. Сысоев вспомнил, как он вскочил с покрывала, когда понял, что назревает конфликт между Димой и Сашей. Нет, он не боец. Они бы даже его пьяным (тем более пьяным) с собой не взяли. Он мог все разболтать. А оно им надо? Толик точно отпадает. Тогда кто? Дима и знал-то здесь немногих, но его выбор тут же пал на Стасыча. Местный участковый был представителем власти, а власть здесь… Дима вспомнил новостные сводки о Кущевской трагедии. Без представителей власти мало где обходится.

Спать совсем не хотелось. Сысоев решил пойти в сарай и попробовать хоть что-нибудь написать. Что-то любимый друг давно не звонил. Надо бы напомнить о себе, похвастаться написанным и попросить деньжат. Но это завтра, а сегодня – «Дверь в полу».

Сашка боялся. Впервые за столько лет ему было страшно. Он боялся какого-то писаку, писуна. Конечно, не его лично, а того, что может последовать после его вопросов. Последовать может страшное, а именно арест по статье, мягко говоря, нерукопожатной. Надо что-то делать. Что-то решать с этим бакланом. Сашка встал, пошатнулся, едва не наступил на руку Толяну и пошел к реке. Толик всхрапнул, что-то пробубнил и, перевернувшись на другой бок, снова уснул.