Зайка - Мона Авад

Десяти глаз, Зайка. И твоих глазок тоже.

Кстати, это так невероятно – каждый раз наблюдать, как взрывается кролик. Нам уже почти не противненько. Теперь мы лишь прикуриваем, забрызганные, с кроличьими потрохами в волосах, кладем голову ближайшей окровавленной зайке на плечо и ждем, когда же раздастся стук в дверь. Как же это здорово всякий раз слышать это заветное «тук-тук-тук»! Как невероятно, когда после стука в комнату заходит сияющий улыбкой парень и смотрит на нас, стоящих вокруг пустой коробки, где еще совсем недавно сидел кролик. Заходит и говорит:

– Здравствуй, Саманта. Поделись со мной всем.

Только, Зайка, не забывай, это не настоящий мужчина. Это просто Гибрид. Любимый. Черновик. Мы ведь об этом уже говорили.

Они позволяют нам чувствовать себя немножко Богом. Нет, это уже слишком. На самом деле, теперь мы стали немного богобоязненными. А вдруг Он и правда есть.

Она, Зайка. Вдруг Она и правда есть.

Или Оно. Нам больше нравится представлять себе Бога как некий сгусток энергии.

Но не переживай. Оно бы это одобрило.

Да, очень одобрило. И все это, и нас.

А как иначе, ты только посмотри, что мы только что сотворили. Взгляни на него.

И плевать, что все они на одно лицо. Прямо деревенский дом в мужском обличье. Прямо как кинозвезды золотой эпохи, или принцы из старых мультиков.

Что с того, что говорят одно и то же. Поделись со мной всем. Мне больно от того, как ты прекрасна, прямо как Пруст, как в французском фильме, не в том, в котором всегда тихо, а где играет отличная музыка! Ты – истинная дочь Вульфа.

Что с того, что они анатомически несовершенны. Что иногда у них нет рук, или гениталий, или ровного рта. Или души. Это все равно хорошее начало. Мы ведь совершенствуемся.

А пока что взгляни. Он протягивает нам орхидею. Только возьми скорее, а не то он ее съест. Он расчесывает нам волосы. И делает это очень нежно. А если начинает бить расческой по голове – так это он не нарочно. Он рисует странные цветы и круглых раздутых птиц на наших ногтях. Он говорит, что мы прекрасные и дикие, как черные пустоши Бронте. Говорит, что наш талант глубок, как Северное море. Он говорит: «Очень красивое платье». Говорит: «Не хочешь сходить в “Пинкберри”?» Он помогает нам на кухне готовить «светлонебесный» коктейль и чай «Леди Грей». Что с того, что иногда беспорядка от него получается больше, чем помощи. Что с того, что он внезапно начинает плакать, когда мы спрашиваем – пойдем в постель? Что с того, что у него лопается голова, когда мы просим его – расскажи нам что-нибудь о себе?

Это такая плодородная и многообещающая почва! Нам не скучно ни капельки. Мы в полном восторге.

– Эй, Саманта, – кричит парень с прической горшком с другого конца двора и машет рукой. – Как ты? Все еще разговариваешь с кроликами? Эй! Все хорошо?

Все прекрасно. У нас все прекрасно.

Мы обнимаемся, пока рептилоиды не исчезают наконец, как гадкий автомобильный дым. И тогда наши сердца снова наполняются легкостью – такой, что кажется они вот-вот с ликующим щебетом выпорхнут из нашей груди. Прямо как в тот день, когда мы создали Блестящего Вигго, или когда мы думаем о единорогах. А потом одна из нас обязательно говорит:

– А давайте пойдем в мини-кафе?

* * *

Мы идем в мини-кафе и заказываем все, что есть в меню. Мини-картофель фри, мини-крылышки – их готовят из крылышек цыплят. Мы знаем парня на кухне, который собственноручно вырывает их из крошечных тел. Его мы тоже создавали. Даже топор не пригодился. Он ровным, спокойным голосом рассказывает нам о том, как выдирает крылья, а мы пытаемся его остановить: фу-фу-фу, прекрати! Как же мы его назвали? Может, Хотспур, или Римбауд VI. Или Йорг?

Тех, которые нам не нравятся по многим причинам, мы выбрасываем. Зайка говорит, это для их же блага. Тех, кто кусается или кричит, обычно ждет топор. Только если зайка не слишком устала, и ей не лень надевать фартук. Тогда она ведет их в подвал, где они ждут, пока зайка не отправится с ними в далекое-далекое путешествие. Когда наступает время, мы ждем полной темноты и выводим их через заднюю дверь. А потом вывозим в поле, или на склад в западной части города, где и оставляем. Точнее, как говорит зайка, отпускаем на свободу.

Обычно этим занимается одна и та же зайка – та, у которой самый большой внедорожник и самые крепкие нервы. Однажды мы поехали с ней. Составьте мне компанию, Зайки! А после заедем в фастфуд и возьмем на всех картошку фри.

Хорошо, Зайка, конечно.

Но поездка вышла неприятная. Мы слышали, как мальчики – гибриды, Зайка, – хнычут и плачут в багажнике, пытаются что-то сказать, но что – совсем не понятно.

Готов тебя для охотиться я! Всем мной поделись! Вирджиния Вулф – не твоя дочь! Приговариваю тебя к лабиринту нюансов!

Зайка пыталась заглушить их голоса и включила музыку – херувимскую арфу, но мы все равно их слышали. Зачем нужно везти их так далеко?

Зайка, мы ведь уже это обсуждали. Иначе они вернутся.

Но разве это этично, Зайка? Просто увезти их на другой конец региона и бросить? А что, если они опасны? Что, если им некуда будет пойти?

Этично? Зайка повторила это слово с таким лицом, будто никогда прежде его не слышала, хотя, конечно же, слышала, она ведь такая умная, очень-очень умная. Она ходила в лучшие школы по всему миру с тех пор, как ей исполнилось пять лет! Она умеет играть на гобое, фехтовать и говорит на трех мертвых языках. Этично, фыркнула зайка так, словно мы придумали какое-то забавное слово. Словно мы показываем ей уродливого человечка, сплетенного и скатанного из наших же волос, которые она так старательно укладывала и заплетала.

Она неподвижно смотрела на дорогу сквозь лобовое стекло. Ой-ой-ой. Кажется, мы ее расстроили. Зайка, ну не расстраивайся!

Зайки, не забывайте, для нас это должно оставаться просто искусством, воплощенным в жизнь. Мы выпускаем его в мир. Это все равно что живая инсталляция. Понимаете? Но, если вы считаете, что лучше их просто убить, валяйте.

Нет, все нормально. Мы пока что не готовы размахивать топорами. Она это знает. У нас и так кошмары каждую ночь, и об этом она тоже знает. И кто всегда рядом, когда мы просыпаемся? Конечно же она, зайка.

Тихо, тихо, говорит она, поглаживая наши влажные горячие лбы, убирая с них прилипшие волосы. Гладит наши сердца, чтобы они перестали так неистово колотиться. Вот, возьми, выпей. Они помогут тебе уснуть.

А после она всегда включала плейлист, состоящий сплошь из херувимской арфы. Каждый трек длился минут по двадцать, и невидимая певица завывала, как мартовская кошка. От ее высокого голоса и фольклорных модуляций у нас зубы сводило, но зайке мы об этом не говорили. Ее мы заверяли, что нам очень нравится эта музыка. Очень-очень нравится! Но зайка все равно не слушала, а лишь подпевала невидимой певице своим высоким голосом. Музыка херувимской арфы – ее любимая. Самая-самая любимая.