Зайка - Мона Авад

– Власть над искусством.

– И самой жизнью, Зайка.

– Над всеми аспектами этой жизни – физическим, эмоциональным, ментальным, духовным, даже…

– Хочешь иметь этот мир, а не позволять ему иметь себя, – говорит Виктория.

– Саманта, – веско произносит Элеанор. – Ты понимаешь, о чем мы говорим?

Я смотрю на них сквозь розовые очки-сердечки Киры. Вот как она, должно быть, постоянно видит этот мир. Я смотрю на их розовые лица, неожиданно ставшие предельно серьезными. Мне нужно позвонить в полицию. А после скрыться в Мексике.

– Да, конечно. Вполне.

– Прекрасно! Потому что мы думаем, что ты вполне готова.

– Готова к чему?

– Присоединиться к нам.

– В чем?

– В чем же еще? В Мастерской.

– Но мы и так ходим…

Они переглядываются.

– Надо показать ей, – невнятно, со ртом, забитым мини-картошкой-фри, говорит одна из них – кажется, Виктория.

– Ну не знаю, девочки, – произносит Кира. – У нее и так был непростой день, – она похлопывает меня по ладони. – Правда, Зайка?

– Да и готова ли она?

– Она готова, – ставит точку Элеанор.

Я опускаю взгляд на экран телефона. Ава все так же молчит. Я чувствую, как погружаюсь все глубже и глубже, на самое дно розовых вод. Мне казалось, что наркотическая дымка рассеялась, но теперь она превратилась в густой туман. Я тону в зыбучем песке, только вместо песка – мякоть веселого арбузика.

– Покажите мне, – говорю наконец я.

Мы на чердаке у Киры. Он похож на крошечную комнатку в кукольном домике, забраться в которую можно только по винтовой лестнице. Куполообразный потолок украшает фреска с изображением облачного неба – они говорят, что нарисовали ее вместе в прошлом году. Облака пухлые и белые – такие, какими их представляют дети. Кислотно-голубое небо перечеркивает лента пятицветной радуги. Я разглядываю ее в прорези заячьей маски, которую они велели мне надеть. Зачем мне маска, спросила их я. Просто доверься нам, ответили они. Я подмечаю, что занавесочки на слуховом окне обуглены снизу так, словно повидали немало пожаров. В углу висит огнетушитель. А в еще одном – топор. Топор?! Да что за…

– Все узнаешь, Зайка, не спеши, – говорят они, за руку подводя меня к белому плетеному креслу в углу. – Просто посиди пока что здесь, оки?

Несмотря на кучи горящих ароматических свечек, в комнате стоит густой запах, знакомый, но непонятный. Немного напоминает тот, который стоял у меня в комнате, когда наш старый кот Люцифер откусывал головы мышам, которых находил в лесу, после чего прятал обезглавленные трупики мне под матрас. Находили мы их лишь несколько дней спустя, когда начинало вонять. Люцифер умер вскоре после того, как я поступила в Уоррен. Очень дурной знак, сказала Ава.

Ава. Мне нужно…

– Тебе нужно расслабиться, Зайка. Вот, это тебе на случай, если испугаешься, – говорит Кэролайн, протягивая мне ведро. – В смысле я, конечно, сомневаюсь, что ты такая чувствительная, учитывая, сколько ты, должно быть, повидала…

Повидала?

– Саманта не испугается, – говорит Элеанор. – Она живет в одном из этих районов.

И улыбается мне. В одном из этих районов. Мясницких трущоб. Нож, спрятанный в смеющемся смайлике.

Сквозь прорези в заячьей маске я вижу, как она организовывает что-то в центре комнаты. Кафедра, как у Фоско. На ней лежит большая открытая книга. В середине краснеет что-то похожее на разлитый красный лак для ногтей. В центре кроваво-красной лужицы лежит игрушечная фигурка невесты. А рядом стоит большая коробка, задрапированная красным бархатом.

– Что это?

– Увидишь. Только не испугайся, Зайка.

– Мне кажется, она испугается.

– Мне и самой до сих пор страшновато.

– Просто не пугайся, когда увидишь мужч… точнее, гибрид.

– Мужчину? Какого мужчину?

– Просто, когда он войдет в комнату, веди себя дружелюбно, ладно? – улыбается Кэролайн.

– Скажи ему «привет». И улыбайся. Улыбка – это очень важно.

Я смотрю на ее губы, густо намазанные блеском. Когда она произносит это, ее голос звучит как машина, заехавшая на опасный участок дороги.

Я киваю.

– Поздороваться. И улыбнуться.

– Вот и умничка, – она протягивает мне очередную порцию «Тик Така».

– Может, хоть теперь скажешь, что это?

– Они просто помогут тебе снять напряжение.

– А это действительно можно сделать просто при помощи таблеток?

– Конечно, возможно.

– Мы все его так снимаем.

Я словно держусь за край обрыва. И мои пальцы уже дрожат от напряжения. Я смотрю на маленькие синие таблетки, лежащие на моей ладони.

– Доверие – это все, Зайка, не забывай.

Да. Конечно, я помню. Доверие.

Я сглатываю. И разжимаю пальцы. Доверие – это все. Раз я доверилась, бояться нечего. Я не упаду, я полечу. Воспарю в кислотно-голубом небе, среди детских облачков и радуги. Все выше, выше и выше, в розовую дымку, напоенную смехом и светом.

Пока я парю, они внизу готовятся к какой-то вечеринке. Элеанор что-то делает с игрушкой невесты. Виктория склоняется над телевизором. Кира натачивает топор маленьким черным камешком, пристально глядя на Кэролайн, которая в этот момент сидит на полу и ласково воркует над красной бархатной коробочкой.

– Иногда я не понимаю, почему мы все время делаем это у меня, – шепотом ворчит Кира, обращаясь к топору.

– Но, Зайка, – говорит Кэролайн, обнимая руками коробочку. – Неужели нам опять придется вернуться к этому? Во-первых, твоя тетя работает в пожарной охране, и она дала тебе все оборудование, во-вторых, только у тебя в доме есть чердак. Кроме того, здесь есть энергетика, которой в моем доме просто нет. Потому что твой дом старый.

– Хотела бы я, чтобы и в моем была такая сила, – говорит Элеанор, поглаживая Киру по плечу.

Ее белый кружевной рукав похож на крыло цапли. Она оглядывает голубую комнату с такой восхищенной улыбкой, словно не может налюбоваться тем, какая она красивая.

– Ты положила костюм в коридор, Зайка? – спрашивает Элеанор.

Ее голос отдается у меня в голове странным эхо. Коридоре-оре-оре. Зайка-пуля-пуля.

– Нет, – отзывается Кира и качает головой – медленно, но мне кажется, будто она делает это тысячу раз. – А ведь должна была.

– Когда в прошлый раз он пришел голым, Кэролайн перепугалась до чертиков, помнишь?