Дозор с бульвара Капуцинов - Александр Сальников

Леня прикинул и решил, что несколько минут до замены бобины у него и впрямь есть. Если, конечно, найти того, кто сумеет равномерно крутить ручку аппарата. Жюльена, что ли, попросить? Он ведь тоже кинематографист, пусть и на обычную пленку снимает. Но тут Семен Павлович произвел указательным пальцем вращательное движение, и Александров вдруг почувствовал, что его ладонь больше не прикладывает вообще никаких усилий. Механизм работал без участия человека! Леонид взглянул сквозь Сумрак, и на миг из Мира Теней проступила престранная картинка: будто бы к ручке аппарата привязана веревочка, за которую тянет летающая по кругу радужная птаха. Вот еще новости!

– Ты только не обижайся и не ревнуй, Леонид Сергеич! – проговорил Семен, набрасывая на аппарат охранную сферу и жестом предлагая Александрову пройти к выходу. – Я сейчас магию использовал вовсе не для того, чтобы как-то ущемить тебя. Ручка, которая сама крутится, – это что! Рано или поздно к этому придет, ты ведь наверняка уже задумывался. Электричество теперь такие чудеса творит, что привести в движение пленку в аппарате сможет и подавно. Да хоть пружиной, как в часах! Но кинематографисты по-прежнему будут нужны, так что ревновать сейчас нет резону. Ну подумай: разве электричество сообразит, куда нужно направить твой аппарат, что именно снимать? Разве само проявит и склеит пленку? Вот то-то и оно, что нет! Так что не переживай, Леонид Сергеич, ценность твоей работы ничуть не снизилась от того, что сейчас ты не самолично у аппарата стоишь.

Александров не представлял, подмешивал ли московский дозорный к своим словам какие-нибудь успокаивающие флюиды, однако чувствовал он себя с каждым шагом спокойнее и увереннее. А может, тут еще и эффект родной речи свою роль сыграл. Так, слушая беззаботную болтовню Колобова, он и сам не заметил, как оказался под вывеской «Императорское Русское Общество акклиматизации животных и растений. Измайловская Опытная пасека». А еще через минуту они оба сидели за небольшим аккуратным столиком, перед ними стояли крохотные блюдца с разными сортами меда, а их лица щедро обдавал душистый пар из чайных чашек тонкого фарфора.

– Я, признаться, очень чай с медом люблю! – доверительно сообщил Семен Павлович. – Наверное, ежели кому рассказать, это будет анекдот: попасть из Москвы в Париж, чтобы тут, во французской стороне, расейского меда поесть! Но что поделаешь? Я царев пчельник в Проснянском саду издавна уважаю, даром что он теперь опытной пасекой зовется. – Семен попробовал мед из ближайшего к нему блюдечка, крякнул и расплылся в довольной улыбке. – Эдак, глядишь, за такой отменный продукт медаль получат на выставке-то! А то и гранд-прикс какой-нибудь. Ты, Леонид Сергеич, пей чай-то! Пей да излагай, что у тебя стряслось.

И Александров, всю короткую дорогу от Трокадеро до павильона собиравшийся с мыслями, теперь разом выложил старшему товарищу все: и про химер Нотр-Дам, и про Мари, и про заговор, и про схватку в галерее на колокольне, и про то, что уже две недели нет никакой весточки от его наставника… Если бы молодому дозорному кто-то намекнул, что столько событий можно уложить в трехминутный рассказ, он бы в жизни не поверил. Не поверил бы – тем не менее сам же и воплотил.

Семен слушал внимательно, хмурился, поглядывал по сторонам, усердно дул на чай, аккуратно пробовал разные сорта меда – и молчал. Затем, когда Леонид закончил свою историю и как раз задумался, не следует ли добавить каких-то подробностей, Колобов поднял руку ладонью вперед, призывая остановиться.

– Вот что я думаю, Леонид Сергеич, друг ты мой сердечный: покамест следует тебе обождать. Послушай совета, не привлекай до поры к этому делу ни Гэссара, ни Пресветлого. Им, положим, и впрямь будет любопытно узнать про все, что ты мне тут поведал, вот только помочь вряд ли смогут, да и другим они, по всему, после сегодняшних заявлений заняты будут. Не просто же так всех срочными телеграммами сюда вызвали?

Разочарованный ответом Александров нахохлился. Мыслимо ли?! Свои помочь не хотят!

– Ты только не обижайся, Леонид Сергеич, а коли уже обиделся, то перестань и послушай вот что: ежели ты сам верно ситуацию оценил да мне все правильно и без утайки рассказал, в скором времени заговорщики вновь себя проявят. Не для того они рисковали, не для того девицу в каменное идолище заключали, чтобы де Маэ воздухом свободы подышал.

– Почему вы так в этом уверены? – все еще досадуя, спросил Леонид.

– Сам посуди, друг сердечный! Как бы ни куролесил этот ихний Бриан в прошлом, а все ж таки он Светлый. Каково будет Светлому свободой наслаждаться, коли известно, за чей счет он землю топчет? Да он, чего доброго, развоплотится, о занявшей его место девице думая. Не-ет, Леонид Сергеич, его не просто так вызволили, а ради какой-то цели. Ради такой цели, которая все жертвы разом перекрывает! И предательство, и сговор Светлых с Темными в том числе. Стало быть, надобно дождаться, когда бывший узник свое предназначение выполнять начнет.

– Дождаться! – махнул рукой Леонид. – А коли вы к тому моменту обратно в Москву вернетесь?! Что я один против них? С подручными Бриана даже Яков Вилимыч не совладал!

– А кто сказал, что один? – хитро прищурился Семен. – Инквизиция, поди, того же ждет, да и здешний Пресветлый грандмастер тоже. Тебе только улучить момент нужно, чтобы в правильном месте вовремя оказаться.

– Только где оно, то место? – совсем поскучнел Александров. – Бриана давно уже могли в какой-нибудь Марсель увезти. Или в Неаполь.

– Да ты шуткуешь, что ли, Леонид Сергеич? – изумленно вздернул брови московский дозорный и широким жестом обвел открывающийся от их столика вид на выставочные павильоны. – Вот это оно и есть, то самое место! Недаром они все это именно сейчас затеяли, когда тут народу тьмы, и тьмы, и тьмы… – Он помолчал в задумчивости, а затем усмехнулся по-доброму: – А хороша, видать, мамзель, а? Такие страсти в тебе по ней бушуют!

– Я просто должен ее спасти!

– Ну-ну, не тушуйся! Должен – значит должен. Бог даст, выручишь ты свою парижаночку… А теперича, Леонид Сергеич, надо бы нам поторопиться обратно. Чую, время важных сообщений подходит.

Александров спохватился, вскочил: съемка же! А ну как пленка уже закончилась, и он самое главное заснять не успеет? Оставив далеко позади Семена Павловича, он во всю прыть припустил ко дворцу.

…Морис де Робино в это время, как оказалось, заканчивал свой велеречивый монолог.

– Мадам и месье, передаю слово хранителю нематериальных свидетельств. Дон Рауль, прошу!

На трибуне возникла еще одна фигура в сером балахоне. Инквизитор откинул капюшон. У него были высокий лоб, внимательные глаза, роскошные усы и эспаньолка. Но Леонид смотрел в окуляр камеры и увидел нечто намного более любопытное. Правая рука Инквизитора как будто была сделана из стали. Сначала даже могло показаться, что дон Рауль носит железную перчатку.

Но ни одна перчатка не была столь совершенна.

– Сеньоры, сеньориты, мое почтение, – начал испанец. – Меня представили вам как хранителя нематериальных свидетельств. Когда я заступал на службу, должность моя именовалась иначе и более просто – хранитель легенд. В моем ведении все хорошо забытое старое из мира Иных. То, что полустерто в древних манускриптах, и то, что передавалось изустно. Истинные происшествия и самые дикие небылицы.