Не хочешь по-хорошему? - Лиза Бетт

Сыночка усадили посередине, а мы заняли места по бокам от него. Всю дорогу он не замолкал ни на минуту, и я уже начала опасаться, что Сережа утомит Армана, но тот кажется нисколько не устает от детской болтовни и напротив, ловит каждое произнесенное слово и даже не замечает, что я еду с ними. И это тоже приятно удивляет.

Ни тебе упреков, ни грозных взглядов, которыми сыпал вчера на приеме. Полный штиль и мир.

В квартиру поднимаемся на лифте, и я вдруг осознаю, что Сережа держит за руки нас обоих. Мою он взял по привычке, как только вышли из машины, и потом подцепил и кисть Армана. Этот жест кажется дико интимным, и я украдкой бросаю взгляд на мужчину рядом. Арман ловит каждое слово Сережи, и лицо бывшего мужа буквально светится изнутри.

Вообще удивительно, что сынок так быстро освоился в компании незнакомца, ведь они всего ничего общаются, а ощущение что прошли долгие годы с момента когда они впервые встретились.

Открываю дверь в квартиру и впускаю Сережу, который тут же скидывает с ног летние кроссовочки и убегает в комнату, видимо чтобы показать Арману всю свою коллекцию мотиков, которые он и правда очень любит.

— Я могу подождать вас на улице, — Хасанов в который раз за утро меня удивляет примирительным тоном, кажется что передо мной совершенно незнакомый человек. Он не спешит разуваться и входить, замирает на пороге, вопросительно на меня глядя. — Если ты против того чтобы я входил…

— Нет, все в порядке, — скидываю обувь, забирая у Армана нашу спортивную сумочку. — Входи, чувствуй себя как дома.

Отступаю, приглашая Хасанова, и тот испытующе на меня смотрит, а потом сдается и начинает разуваться.

— Кофе хочешь? — кладу сумку на пуфик у входа и перевела взгляд на появившегося в коридоре сына. — Любимый, тебе надо сменить футболочку, на этой пятно, и шортики другие надень, день будет жарким.

Но он, словно не замечая меня, подлетает к Арману и протягивает ему один из мотоциклов.

— Держи, можешь этот взять, я не против, — добродушно улыбается, и у меня снова сжимается сердце, когда Хасанов принимает игрушку из рук Сережи и начинает ее с интересом рассматривать. — У меня есть еще зеленый, пошли, покажу!

Арман кивает и, вернув сыну байк, легонько треплет того по волосам.

— Мама права, тебе нужно переодеться, а я пока вымою руки, идет? — переводит на меня взгляд, от которого пульс чуть ускоряется. В нем нет ничего пошлого, напротив, самая чистая и неподдельная искренность. — Кофе буду, спасибо. Черный без сахара.

Видит на моем лице замешательство и в его глазах мелькает огонек иронии. Он ведь пил совсем другой кофе, тогда, в кабинете, когда мы разбирали учебники. С сахаром и сливками. А может дело в том, что в тот момент, когда я задавала ему вопросы о предпочтениях, его мысли были направлены в другое русло?

И словно прочитав причину моего замешательства, Арман улыбается и, взяв за руку Сережу, позволяет увести себя в сторону комнат.

Я вхожу на кухню, все еще не зная как относиться с таким переменам в его поведении. С одной стороны то, что он так себя сейчас ведет — очень здорово, такой Хасанов вызывает доверие, и я не боюсь оставить с ним сына. Но с другой стороны, он и меня интригует больше, и я невольно ведусь на его обходительность и манеры. А в купе с убийственной внешностью сексуального брутала и фигурой греческого Бога, эта смесь просто сражает наповал.

Ставлю чайник и достаю турку, решив, что лучше сварить кофе самой. Из ванной доносятся голоса, а потом удивленный вскрик сменяется смехом, и я бросаю все, чтобы проверить что там произошло.

Влетаю туда, но туча брызг заставляет отскочить, и меня едва не сбивает с ног смеющийся Сережа.

— Воду перекрывай, — голос Армана заставляет развернуться и выскочить к туалету. Открываю дверь и поворачиваю барашек, слыша как в ванной все затихает. Смех разбирает, и я упрямо сжимаю губы, но когда возвращаюсь в ванную не могу сдержаться и сгибаюсь пополам, заходясь в диком хохоте. — Боже, женщина! Нет, что б пожалеть, она издевается.

Он выглядит таким обиженным, но как ни стараюсь, я не могу перестать смеяться, воздуха не хватает, и я прерывисто вдыхаю через смех, а потом все же успокаиваюсь и долго выдыхаю, стирая с глаз слезы.

— Прости, — закусываю губу, окидывая взглядом промокшего Армана и укол совести все же заставляет меня стать серьезной на секунду. — Тебе бы переодеться…

Видимо, когда они с Сережей пошли мыть руки, кран сорвало, и судя по валяющемуся в раковине хромированному носику, наглухо сорвало. И теперь у нас в доме по настоящему нет воды… Ну дела…

— Серьезно? Ты просто гений сообразительности… — сарказм так ему идет что я не сдерживаюсь и умилительно улыбаюсь, а Хасанов сводит брови чтобы подчеркнуть что он все-таки брутал и все такое, но потом сдается и тоже улыбается.

На секунду между нами повисает тишина, мы просто стоим и смотрим друг на друга, не отводя взглядов, но постепенно улыбки растворяются, сменяясь совершенно нежелательной серьезностью, Арман делает шаг ко мне, но в ванную заскакивает Сережа и протягивает Хасанову свое полотенце-плащ.

— Держи, ты весь промок!

Вздрагиваю, отводя глаза, и Арман прокашлявшись берет из руки Сережи махровую ткань и смущенно улыбается.

— Спасибо, — а потом вытирает лицо под довольным взглядом сына. — Ты настоящий друг.

Сережа так и светится, и, прощебетав что-то про мультики, оставляет нас наедине.

— Идем, придумаем как тебя высушить, — не дожидаясь ответа, разворачиваюсь и выхожу из тесного помещения, только бы не стоять так близко и не ощущать эту тягучую недосказанность.

В моей спальне темно, я забыла раздернуть шторы в прошлый раз, и сейчас ступаю на порог и подхожу к окну, впуская в комнату утреннее солнышко. Арман замирает на пороге, оглядываясь, и я словно впервые смотрю на свое жилище со стороны, его глазами.

Комната в чисто женских оттенках: светло-серый и пыльно-розовый. Неброские стены, ковер с пушистым ворсом на тон темнее. Двуспальная кровать устланная серым покрывалом и россыпью белых, розовых и серых подушек, пара тумб по краям, а сбоку зеркальный шкаф-купе, к которому я подхожу и открываю створку в поисках халата.

— Уютно, — и снова без нотки издевки. Еще чуть-чуть и мне начнет казаться, что Хасанов нормальный. — Это он?

Тяну с полки ярко желтый халат и оборачиваюсь, когда слышу его вопрос. На тумбочке у кровати стоит фоторамка с маленьким Сережей. Ему тогда едва исполнился год, он делал свой первый в жизни шаг и, оторвав ручки от дивана, покачивался, пытаясь удержать равновесие.

— Да, он только начинал ходить… — осекаюсь, заметив с каким выражением Арман разглядывает рамку в своих руках и сердце сжимается от раскаянья. Сминаю халат, безотчетно прижимая тот к груди, и замираю, не зная стоит ли подойти и прервать этот интимный момент. — Он пошел в одиннадцать месяцев, сначала вдоль дивана, потом начал по паре шагов делать от него.