Экспедиция в любовь - Елена Лагутина

— Не знаю, — ответил Вадим.

— Избегают тех людей, перед которыми виноваты, или тех, кто неприятен. Выводы можешь делать сам. Только, сынок, я хочу тебя предупредить, что Маша тебе совершенно не пара. Помочь в карьере тебе она не сможет, а в результате в первый же год после замужества она родит ребенка, и ты погрязнешь в пеленках и финансовых проблемах.

Вадим подумал, что мать не так уж и не права. Скорее всего Маша действительно захочет сразу завести ребенка, а ему это сейчас совершенно ни к чему. И потом действительно, что будет, если он не получит этого места в аспирантуре? На карьере сразу можно будет поставить жирный крест…

А Лидия Эдуардовна вкрадчиво продолжала:

— Вадик, милый, может быть, ты все же подождал бы еще немного с женитьбой? Ты знаешь, что чувства часто бывают непостоянными, и все может случиться… В конце концов, не один свет в окошке — твоя Маша. Кстати, Ирочка Дерябина — весьма привлекательная девушка, и ты ей очень нравишься…

Ирина была дочерью директора крупного НИИ, попасть в который и получить там хорошую тему было заветной мечтой Вадима. Однако он возмутился:

— Ты что, продаться за место в институте мне предлагаешь, что ли?

— Ну зачем все воспринимать с такой точки зрения? Я просто хочу тебе добра. Вадим, умоляю тебя — повремени с женитьбой, больше я ничего не прошу. Просто подожди. Если ты сломаешь себе жизнь, я не смогу этого пережить. — И Лидия Эдуардовна поникла головой, скомканным платочком осторожно вытирая глаза.

На этом разговор закончился, однако мать возобновляла его еще несколько раз, и Вадим прислушивался к ней все более внимательно. Кроме того, у Лидии Эдуардовны неожиданно стало пошаливать сердце. Сначала Вадим считал это притворством, однако как-то раз застал дома человека в белом халате, собирающегося уже уходить. Врач с осуждением посмотрел на Вадима и укоризненно покачал головой:

— Ай-ай-ай, молодой человек. Совсем вы, видимо, свою маму не бережете. Сердечко у нее в очень неважном состоянии, и, между прочим, причиной всему — нервы. Ах, молодежь, молодежь…

Вадим не на шутку перепугался. Неужели мать действительно так близко к сердцу принимает все его дела? Она так заботится о нем… Вряд ли Маша будет так расстраиваться из-за каких-то его проблем или неудач. Да и станет ли она так поддерживать его в жизни, как это делает мать? Вряд ли она на это способна. Не лучше ли действительно подождать со свадьбой, пока он не определится с работой и пока здоровье матери не станет хоть немного получше?

А здоровье Лидии Эдуардовны улучшалось лишь тогда, когда Вадим проводил с ней все свободное время, а сердечные приступы были неизбежны при его свиданиях с Машей, которые становились все более редкими. Нельзя же, в конце концов, из-за собственного удовольствия и эгоизма девчонки, которая вешается ему на шею, вгонять в гроб родную мать!

В один не слишком-то прекрасный вечер Вадим, который окончательно устал от безысходности ситуации, решил покончить с ней разом. Письмо Маше он написал в каком-то полубессознательном состоянии и немедленно вышел из дома, чтобы отнести его. Самому сказать Маше все то, что было написано, и посмотреть при этом ей в глаза, он так и не смог решиться.

Как только конверт с глухим стуком упал на дно почтового ящика с номером Машиной квартиры, Вадим, повернувшись, бросился бежать, не разбирая дороги. Он бежал так, как будто его кто-то преследовал, бежал, стараясь убежать от самого себя. Квартала через два он опомнился и остановился, стараясь хоть немного отдышаться. Оглянувшись, он сделал несколько неуверенных шагов по направлению к Машиному дому, но, махнув рукой, вновь остановился, постоял пару минут и решительно повернул прочь.

Домой он в этот вечер так и не попал. Позвонил приятелю, напросился к нему в гости, купив по дороге водки, и в этот вечер напился так, как никогда в жизни. На следующее утро, с больной головой, небритый, с красными глазами он появился дома, ожидая града упреков от матери — он так и не позвонил ей, не предупредил, что не придет ночевать. Вопреки его ожиданиям Лидия Эдуардовна лишь пристально посмотрела на него, улыбнулась и сказала:

— Умойся и ложись поспи.

— Господи, кого это там принесло?! — пробормотала Маша, услышав шаги возле палатки. Было уже совершенно темно, а в палатке горела лампочка. Маша не могла рассмотреть позднего гостя, пока тот, дернув застежку сетки, не просунул голову внутрь.

— Не прогонишь? — с неотразимой улыбкой спросил Вадим. — Твоя палатка светится, как сказочный фонарик. Такой теплый свет, что просто невозможно не прийти на огонек.

— Вообще-то свет горит не только в моей палатке, я думаю. Честно говоря, я уже спать собиралась… Ну что же с тобой сделаешь, залезай. Только быстро, быстро, и закрывай за собой как следует — комаров напустишь. Эй, куда пополз — разуйся снаружи!

Вадим, послушно сбросив кроссовки, проскользнул внутрь и застегнул за собой сетку. Маша, отложив книжку, уселась по-турецки, а он полулежа пристроился возле ее ног.

— Что читаешь? — непринужденно поинтересовался он, переворачивая книгу, чтобы рассмотреть обложку. — Набоков? У тебя всегда был прекрасный вкус.

— И ты пришел сюда среди ночи для того, чтобы мне об этом сообщить? — с легкой издевкой поинтересовалась Маша.

— А вот такой злой ты никогда не была, — укоризненно сообщил гость. — Машка, ну прости меня, дурака! Я так рад был тебя снова увидеть через столько лет, что до сих пор как-то теряюсь и говорю глупости, как школьник.

— Я тоже рада тебя видеть, — преувеличенно спокойно произнесла Маша.

Однако Вадим не собирался поддаваться на ее попытку вновь перевести беседу в рамки приятельских, ничего не значащих отношений. Запрокинув голову так, чтобы лучше рассмотреть Машино лицо, он тихо проговорил:

— Ты знаешь, мне почему-то вовсе не кажется, что ты меня рада видеть.

— Это еще почему?

— Ну… не знаю. Показалось, и все тут. И вообще, по-моему, ты просто меня боишься.

Маша рассмеялась:

— Тоже мне, Бармалей нашелся! Ты, Вадим, совсем не страшный, да и я вышла из того возраста, когда боятся буки.

— Ну вот, ты опять издеваешься. А я, между прочим, уверен, что я прав. Только я не совсем точно выразился. Ты не меня боишься. Ты, Машка, себя боишься.

— Это что-то новенькое, — насмешливо отозвалась Маша, но голос ее уже звучал не так уверенно.

— Да ничего новенького, — устало махнул рукой Вадим, не отрывая взгляда от ее лица. — Ничего новенького… Все то же самое, что и несколько лет назад. И с тобой, и со мной… А ты этого боишься, вот и все.

Маша молчала, пораженная тем, что Вадим так просто и спокойно сказал вслух то, о чем она сама боялась даже думать и что было несомненной правдой.

— Ну что, Машенька? Разве я не прав? — настаивал он на ответе.