Войлочный век - Татьяна Толстая

Мы с сестрой переглянулись и затаили дыхание. Уже невозможно было уползти, не узнав конца истории. Люди на соседних лежаках тоже оторвали головы от изголовий, прислушиваясь. Море ревело, срывая и унося слова рассказчика. В волнах барахтался и все никак не мог утонуть его сынок, женщины сидели в рядок и готовились узнать во всех подробностях историю о том, как облегчился глава семьи там, в далекой волшебной Индии.

Между тем он вскочил на ноги для удобства телодвижений и стал изображать дальнейшее жестами, чтобы рассказ получился более выпуклым.

– Идите во‑о-он туда, сказал мне хозяин ресторана. – Немец показал голосом и рукой далеко. – Но только там еще недостроено! Ничего, сказал я, так как мне правда было надо. Правда.

Убеждая, он приложил руки к груди и сделал немножко жалобное лицо, как будто просился переночевать без денег в дождливую ночь.

– А там вместо стен, – продолжал он, – такие соломенные маты. – Он показал руками, как они стоят. – И вот я туда захожу и вижу: все чисто так! Видимо, я там был первый. – Он засмеялся и уточнил: – Первый пришел, поэтому было еще чисто. – Он провел руками в горизонтальной плоскости, словно разглаживая покрывало на постели. Чтобы без комков. – А посреди пола – дырка. Вот такая. Вот такая! И оттуда просвечивают солнечные лучи.

Женщины сидели к нам спиной, поэтому выражения их лиц мы не видели. Между тем артистические способности немца расцветали с каждой фразой.

– И вот я присел. – Он показал, как он присел. – Я снял штаны! – Он реально рванул свои пляжные трусы; только поза на корточках помешала ему полностью обнажиться и продемонстрировать то, чего видеть бы не хотелось. – И я начал делать номер два! Ы-ых! Ы-ых! Вы понимаете меня?

Ребенок практически утонул в бушующем прибое, – было два часа дня и поднялся ежедневный ветер, – но я уже не могла больше отвлекаться на немецкого ребенка, захваченная отцовским рассказом. Черт с ним, пусть тонет.

– И вдруг! Из дырки раздался такой визг, такое хрюканье! У-и-и-и-и-и-и-и! У-и-и-и-и-и-и-и! Хрю, хрю, хрю! – чудесно изобразил немец. – Я отпрянул, не доделав! У-у-упс! Прямо прервался посреди!.. Испугался! – Он захохотал. – А там – свинья! Да, свинья! И не розовая, а черная такая! – Он зашелся в смехе; он был блондин, поэтому лицо его на минуту стало малиновым. – Понимаете? Свинья! И все, что сверху делают, падает ей на глаза! А она снизу смотрит, – он изобразил, как смотрит снизу индийская свинья, вытянув морду с подвижным пятачком, – а все ей падает на глаза!

Он похлопал себя по глазам. Отсмеялся, утер лицо ладонью, поддернул спущенные для наглядности штаны, качая головой, весь во власти воспоминания. Женщины молчали. Мы, застыв, молчали тоже. Мальчик выполз из волн на четвереньках, кашляя, но живой.

«И синее, синее море у берега бешено пело».

Странное, волшебное и грустное чтение – «Общероссийский классификатор профессий рабочих и служащих». Карла бы сюда Линнея! – или нет, не надо: он со своими таксонами сядет в сторонке на стульчик, отбросит гусиное перо и горько заплачет. Не работают здесь его таксончики-то. Лучше юношу, обдумывающего житье. Сюда, юноша! Смотри! Кем бы стать? По какой неведомой дороге пойти в эту взрослую жизнь? Что там, за светлым горизонтом? Куда устремить ясный взор, где применить жар души, кипение сил?

Вот профессия № 11529: «Выгребальщик пуха и отходов». Пойдет? Или не надо?

Или № 14527. «Мойщик сыра».

А может быть, № 15206 – «Обкатчик клюквы»?

«Приемщик яиц».

«Составитель фарша».

«Халвомес».

«Закальщик мороженого».

«Вивщик колец».

О, пытливые глазенки мальчика, загорающиеся при мысли о выборе: стать ли ему «Изготовителем звукопоглощающих клиньев» или «Замыливальщиком ткани»! Мальчик, бери выше! Ты можешь стать «Пропарщиком лао-ча»!

Юноши, положим, бывают разные, и склонности у них бывают прямо противоположные. Пожалуйста, – классификатор предусмотрел набор профессий для брутальных мачо:

– «Боец скота».

– «Аппаратчик мокрой классификации».

– «Опрокидчик».

– «Привязывальщик».

– «Давильщик».

Для вспыльчивых и агрессивных:

– «Прожигальщик медицинских изделий».

– «Разбивщик сырья».

– «Разрубщик аккумуляторных пластин».

– «Машинист вагоноопрокидывателя»

(А начать можно с малого: «Раздирщик пакетов».)

Напротив, для юношей мирных и склонных к прекрасному предусмотрены:

– нежнейший «Окрасчик сиропа»;

– томный «Демонстратор пластических поз»;

– задумчивый «Просевщик бисера»;

– балетный «Делильщик кружев»;

– «Вырезальщик фестонов», эдакой затейник!

От порывистого «Бегунщика смесительных бегунов» до печального «Выгрузчика пыли» – любая работа, для любого настроения и темперамента.

А вот «Сборщик чемоданов из фанеры». Он непростой. Он не такой как все. Это отдельная профессия. Кто ваш возлюбленный? – Он сборщик чемоданов из фанеры! Сюда же относится «Лакировщик глобусов», всеобщий любимец. Я вижу их вместе. Кто пойдет третьим? – «Гнутарь по дереву». Красивое трио! Вижу их уходящими куда-то вдаль, в солнечное, невнятное марево.

Но отчего-то – сама не знаю отчего – грусть и жалость испытываю я, читая этот бесконечный список. Сколько я знаю профессий? Три-четыре дюжины, наверное. И все такие неопределенные: врач, учитель, музыкант, инженер. Летчик. Продавец. Слесарь. Солдат. Поэт. Землекоп. Почтальон.

А тут меня, оказывается, окружают какие-то неизвестные мне люди, люди, люди, люди, люди; ранним утром, когда я с первой чашкой кофе стою у окна и смотрю на темную улицу, неприютную, мокрую от декабрьского дождя, они зажигают и гасят окна в квартирах, они садятся в троллейбусы, они спускаются в метро, они едут на свои печальные, странные, но, наверно, очень нужные работы.

– «Заточник карандашей, стержней и палочек».

– «Изготовитель саговой крупки».

– «Конопатчик электрощеточного производства».

– «Машинист опудривателя окатышей».

– «Разводчик (распусчик) холяв».

Что мы знаем о них? Вон идет какой-то, огибает лужу с жидким плещущимся в ней разливом фонаря, на нем шапочка петушком и темная куртка, – кто он? «Кладчик стекла на поливную машину»? «Машинист автомата для завертывания книг в суперобложку»? Ужасный «Обжигальщик игрушек»? Труднопроизносимый «Перекристаллизаторщик»? Как он объяснит своей дочери, кто он? Кто твой папа, девочка?

И какие странные союзы они, наверно, образуют, эти люди! Встретятся «Варщик шубного лоскута» и «Варщик щетины и волоса», начнут дружить домами. Выпивать по выходным. Ходить на лыжах, может, вместе. Много общего у них. Но и разница огромная! Я боюсь, что они, выпив, начнут выяснять отношения: чья профессия лучше; я не могла бы их рассудить, нет, не сумела бы!