Расстрельная сага - Александр Тамоников

— Да вон, плакаты!

— И что? Кандидаты в губернаторы. У нас же в области выборы второй месяц идут.

— Я о выборах в курсе, но чтобы Брединский и Штерн?

— Можно подумать, ты лично знаешь их.

— В том-то и дело, Валера, что знаю! Брединского Марка с детства, в одном классе учились, а другого… Штерн соединением командовал, в одном из полков которого я закончил службу. Да, новость, прямо скажу, неожиданная.

— Дела!

Таксист, проехав рекламные щиты, которые, впрочем, виднелись и далее по проспекту, остановился у неприметного магазина.

— Выборы выборами, а тебе в подвальчик, если не пропало желание затариться пойлом и едой.

— Да-да, конечно. Я быстро.

Сергей зашел в магазин, где накупил разной снеди на два пакета. Взял водки и сигарет. С покупками вышел к машине. Уложил их на заднее сиденье, сел в салон.

Таксист спросил:

— Теперь до дому? На Старопрудную? Или еще куда заедем? Ты говори, не стесняйся.

— Домой.

— Ну, домой так домой.

Сергей спросил:

— Так ты говоришь, выборы уже второй месяц длятся?

— Да. Если не больше. Сначала кандидатов двое было — бывший глава Администрации Николай Валерьевич Туганов, но этот уже два срока отмотал и на третий пошел, видно, так, больше для понту, и твой одноклассник Брединский — директор машиностроительного завода. И никто, по крайней мере так в городе говорили, не сомневался, что Брединский и пройдет! Мужик он вроде ничего, кандидат наук, завод поднял. Но тут появляется из Москвы Штерн. И все изменилось. Его представили как боевого генерала, прошедшего Чечню, за него тут москвичи известные выступали. Ну и, короче, в первом туре Туганов набирает то ли шестнадцать, то ли семнадцать процентов голосов, а Брединский со Штерном где-то по сорок. Ну и назначают второй тур. 3 октября в воскресенье опять к урнам пойдем. Но Брединский, скорее всего, победит. Сейчас слухи про Штерна плохие пошли. А может, это финт какой. Черт их разберет. Но все одно — генерал чужой для нас.

Сергей невесело усмехнулся:

— Чужой, а сорок процентов набрал.

— Да, говорят, с подсчетом наша избирательная комиссия смухлевала.

— А ты, я смотрю, в политике неплохо разбираешься. Обычно обывателю по фене, кого и как выбирают.

Водитель согласился:

— Здесь ты прав. Я на выборы всегда ходил и за суетой этой слежу внимательно. Спросишь почему? А хрен его знает. Интересно. Ну, вот и твоя Старопрудная. Дом-то какой?

— Шестнадцатый.

Водитель остановил «Волгу» напротив пятиэтажки-брежневки, на углу которой висела табличка с № 16.

Сергей произнес:

— Вот и приехали. Вот я и дома.

Валерий кивнул на здание:

— Дома-то ждет кто-нибудь?

— Нет. Некому, Валера, ждать. Да это и к лучшему. Не будет оханий, аханий, встреч, застолья.

Таксист не согласился:

— А вот тут ты не прав. Человека обязательно должен кто-то ждать. Особенно с войны.

Сергей взглянул на него:

— Да? Может, и так. Держи!

Солоухов протянул таксисту сотню.

Тот спросил неожиданно:

— Ты, Серега, до каких чинов дослужился-то?

— До небольших. Майор я… теперь уже в запасе.

— Так вот, майор. Деньги забери, самому пригодятся. С боевого офицера, однополчанина не возьму. И не пытайся сунуть купюру в бардачок. Порву. Возьми лучше визитку. Там мой мобильный номер. Надо куда поехать, звони, приеду.

Сергей взял визитку, но вновь протянул сто рублей таксисту:

— Возьми деньги, Валера, я не нищий, и ты их заработал.

Но таксист был упертым мужиком:

— Я тоже не нищий, и ты тоже честно заработал свои деньги.

— Ну и черт с тобой. Спасибо. Пошел я.

Через несколько минут майор запаса Солоухов поднялся на второй этаж первого подъезда дома № 16 по улице Старопрудной. У квартиры № 4 остановился. Поставил сумку с пакетами на плиточный пол. Вздохнул. Возвращение не радовало. Сейчас он о предстоящих выборах не думал. Сейчас он стоял перед дверью, за которой прошли лучшие годы его юности и за которой сейчас его ждало пыльное, неживое, тягостное одиночество. Выкурив сигарету, он позвонил в соседнюю квартиру.

Вскоре откуда-то из глубины внутриквартирного коридора, как из трубы, донесся пропитой старческий голос:

— Ктой-то там?

— Данилыч? Открывай, это Сергей Солоухов!

— Серега? Ух ты… еш твою, погоди, сейчас я!

Щелкнул замок, дверь отворилась. На пороге показался неопрятного вида старик, в грязной спортивной майке и засаленных, с «пузырями» на коленях, штанах, в протертых до дыр тапочках на босу ногу. Его беззубый рот улыбнулся:

— Серега! Ты ль это, бродяга?

— Я, Данилыч, я.

— Приехал! А мы уж тут, соседи, думали, боле не появишься в родном гнезде. Кто-то говорил, мол, сгинул ты на войне кавказской!

— Как видишь, не сгинул. Выжил. И вернулся.

Сзади старика появилась чумазая физиономия пацаненка лет четырех. Данилыч цыкнул на него:

— Петька, а ну беги до мамки или бабки! Простудишься, пострел!

Сергей спросил:

— Внук?

Старик подтвердил, продолжая улыбаться:

— Ага. Второй, от младшей.

— Это от Маши, что ли?

— От нее.

— Давно ли сама такой была.

— Так, Серега, время-то, оно не молодит. Так, говоришь, вернулся?

— Вернулся, Данилыч.

— Совсем?

— А разве по-иному возвращаются?

— Это так. Да ты заходи.

Солоухов указал на баул и пакеты:

— Поклажа у меня здесь и устал с дороги. Ключ от квартиры хотел бы взять.

— А! Ну да, ну да!

Он обернулся, крикнул в коридор:

— Машка! Подь сюда!

Рядом со стариком возникла молодая женщина в домашнем халате, в которой Сергей не без труда узнал младшую внучку Данилыча, изменилась она за пять лет сильно.

Старик обратился к ней:

— Соседа узнаешь?

Маша улыбнулась:

— Ну как же. Конечно, узнаю. С приездом, Сергей Викторович!

— Привет, Маш!

Дед приказал:

— Ты, Машка, Петьку забери, чего он голышом у тебя бегает, да ключ от квартиры Солоуховых принеси, он в шкатулке, что сбоку от секретера.